|
Заблокирован
Форумянин с 04.10.07
Сообщений: 2727
Откуда: Санкт-Петербург
|
История. Заселение Емецких земель.
В силу географического расположения местность по бассейну Северной Двины от р. Онеги и ее притока р. Моши к Северной Двине получила название "Заволочье". В старину участок земли, разделяющий системы рек, текущих на юг и запад от тех, которые направляют свои бурные воды по северному склону лесного края в Ледовитый океан назывался "волоком". Т.е. "волок" – перешеек между двумя реками, где переволакивают лодки или товар от одной реки к другой. По этой причине и племя чудь, населяющее обширный район в бассейне Северной Двины до заселения его новгородцами, носило название "чудь заволочская".
Чудь – собирательное имя финских племен, жили они в Сибири, в восточной и северной Руси. Заволочская чудь была полудиким племенем, занимавшимся охотой. Предания повествуют, что этот народ вел или бродячий образ жизни в лесах и тундрах, или жил небольшими поселениями на берегах рек и озер. Вера была языческой. Летописец Заборский около 1800г. описывал в своем дневнике одно из преданий о поклонении чуди необыкновенно толстой иве, высотой 9.2 м, а толщиной 10.3 м в обхвате. Рассказывали, что в половодье 1800 г. вершину ивы срубили и она начала гнить, образовалось дупло. Позднее в дупле М.В.Логинов из Заозерья разложил костер. Таков был конец чудской "священности". Среди чудских племен выделялось племя Емь или
Ямь (от финского "мокрый" или "водяной").
Первые летописные известия о Еми относятся к XI веку, когда в Никоновской летописи содержится запись: "Иде Володимир, сын Ярославля из Нового города на Емь и победиша их и плениша множества". Новгородские летописцы несколько раз упоминали о походах на Емь отрядов. Племя обложили данью. В 1227 г. князь Ярослав Всеволодович ходил с новгородцами на Емь, поднявшую мятеж на своих завоевателей, но битва закончилась полным поражением чудского племени.
На тот момент времени существовало два емецких крупных поселения: у истока и устья Емцы, получивших название от племени Емь (или Ямь). Последнее упоминание о Еми встречается в летописях до половины XIII века. С XII века племя стало яблоком раздора между шведами и новгородцами. Во время этой борьбы большая часть Еми ушла в Финляндию. От бесследно исчезнувшего племени осталось только название реки и села (Емца и Емецк). Однако кое-что известно точно: поселение Емецкое было одним из первых новгородских поселений. Еще в IХ новгородцы, пользуясь прекрасными путями в земли чуди, находились с ней в торговых отношениях, а естественные богатства, которые "видели в этом благосклонном краю, возбуждали желание сделаться обитателями их". То есть стремились завладеть землями и сделать их своей собственностью, что, впрочем, у них удалось. Емецкие земли стали владениями Новгорода и новгородских бояр. Кроме того, неизведанные богатства этого края, изобилие зверя, птицы, рыбы привлекали умных, предприимчивых людей. Они не только совершали набеги, оставались жить в этом крае, планомерно переселялись, устраивали свою жизнь. И в дальнейшем называли себя двинянами, емчанами – в зависимости от мест, где они поселились.
Жители Двинской земли, невольно вошедшей в состав Новгородской республики, не раз устраивали мятежи с целью освобождения от гнета и перехода в подданство московских князей. Так, в 1190г. были убиты чиновники с товарищами, приехавшие в очередной раз для сбора дани, однако двиняне смогли отразить "карающую миссию" новгородского воеводы. В 1323-1324 гг. новгородский князь Юрий два раза приводил Заволочье в повиновение силой оружия. А вот 1393г. застает двинян в добром союзе с Новгородом. Причина в том, что присоединившись к москвичам, пришлось бы платить черный бор, который платили Донскому, а также его сыну Василию. Однако этот союз распался в 1397г., когда двиняне все же покорились великому князю московскому Василию I Дмитриевичу, сыну Дмитрия Донского. Великий Новгород не мог с этим смириться и послал на Север трехтысячное войско. Двиняне во главе с княжеским наместником засели в Орлецкой крепости и больше месяца отражали нашествие новгородцев, но проиграли и снова покорились новгородцам. Борьба за Двинскую землю между Москвой и Новгородом продолжалась неослабно. В 1401г. устюжане по велению великого князя московского ходили войной в новгородские земли, а, следовательно, и в Двинскую землю, однако были разбиты при Колмогорах (Холмогорах). Вскоре с согласия князя Галицкого, его брат Юрий направил своих воевод на двинян, все еще принадлежавших новгородцам. Отряд занялся разбоем и грабежом. Сожгли Емецк, Холмогоры и др. Заволочане в пылу гнева с помощью новгородцев в отместку сожгли и ограбили Устюг.
В 1417 г. устюжане вновь совершили поход на Заволочье, но потерпели поражение и при заключении мира были обязаны уплатить 50000 белок и 240 соболей. Но самым тяжелым для Двинской земли был 1471 г., когда Иван III обрушился на Новгород. Со стороны москвичей выступали устюжане и вятчане под предводительством В.Ф.Образцова и Б.Слепца (3000 чел.), а новгородцев и заволочан – под командованием Василия Шуйского (12000 чел.). Две рати встретились на речке Шилинге, победа осталась за московской. После этого Двинская земля навсегда перешла в состав единого Русского государства. Не скоро еще установилось спокойствие в Заволочье, много еще было набегов и опустошений, пожаров и моров. Сколько горя, несчастий, разорений, войн выпало на долю жителей Двинской земли, прежде чем наступило относительное спокойствие, возможность трудиться, работать в полную силу, а не сражаться с нашествием врагов в угоду князей. В результате всего этого здесь, на севере, в Двинской земле, сложилось русское поселение.
Взято здесь: http://www.in1.com.ua/article/2051/
|
|
|
| Опубликовано: 11.10.07 14:11 |
Рейтинг записи: 0
|
|
|
|
|
|
|
Заблокирован
Форумянин с 04.10.07
Сообщений: 2727
Откуда: Санкт-Петербург
|
Постановлением президиума Архгубисполкома от 15 марта 1922 Холмогорский уезд переименован в Емецкий в связи с переносом уездного центра из Холмогор в Емецк.
На 1 мая 1922 в губернии были семь уездов: Архангельский, Емецкий, Мезенский, Онежский, Печорский, Пинежский и Шенкурский.
Постановлением президиума ВЦИК от 15 мая 1925, утвердившим постановление президиума Архгубисполкома от 31 декабря 1924, Емецкий уезд упразднен с присоединением его территории к Архангельскому уезду.
6 июня 1925 издан декрет ВЦИК "Об утверждении городскими поселениями населенных пунктов Архангельской и Псковской губерний", по которому городами Архангельской губернии признавались: Архангельск, Мезень, Онега и Шенкурск; бывшие же города Емецк, Пинега и Холмогоры преобразовывались в села.
Постановлением президиума ВЦИК от 7 февраля и решением Архгубисполкома от 4 февраля 1927 Пинежский уезд упразднен с присоединением его территории к Архангельскому уезду.
На 1 января 1928 в губернии были пять уездов: Архангельский, Мезенский, Онежский, Печорский и Шенкурский.
сперто отсюда: http://guides.eastview.com/browse/guidebook.html?bid=79&sid=185080
|
|
|
| Опубликовано: 11.10.07 16:27 |
Рейтинг записи: 0
|
|
|
|
|
|
|
Заблокирован
Форумянин с 04.10.07
Сообщений: 2727
Откуда: Санкт-Петербург
|
Емецкое поселение
Трудно поверить, что р. Емца впадала в Двину когда-то непосредственно у Емецка, но, присмотревшись внимательно, можно легко убедиться в этом: Емца у села резко под углом изменяет свое течение, постепенно приближаясь к основному руслу Двины.
Высокий берег в устье Емцы был удобным местом для поселения людей. Предания же повествуют, что первые люди селились не на левом берегу реки, где стоял глухой дремучий лес, а на правом берегу Емцы, на песчаной гряде возвышенностей, среди озер. У историков-исследователей и в преданиях встречается два села: большое село Емецкое, Емца на левом берегу реки и Шарапово село на правом, как бы слободка большого села.
Раскопки, проводимые в разное время археологами А. Г. Тышинским, А. С. Уваровым, А. А. Куратовым на территории Емецка, дают возможность предполагать, что люди жили здесь еще во II-I тысячелетии до н. э., т. е. 3-4 тысячи лет назад.
Из более поздних археологических открытий 1984 года следует: «В нижнем течении р. Емцы открыта компактная группа памятников (Емца-I - Емца-VII), относящихся к позднему неолиту - раннему металлу. Стоянки занимали края 9-10-метровых береговых террас старинного русла Емцы. В инвентаре стоянок преобладают скребки треугольной и четырехугольных форм, наконечники стрел листовидной и ланцетовидной форм, ножи на отщепах и широких пластинах. Керамика представлена шаровидными тонкостенными сосудами с гребенчато-зубчатыми орнаментами на стенках и ямочным „фрезом“ под венчиком, что позволяет датировать памятники вторым тысячелетием до н. э.»
Достоверно одно: поселение Емецкое, расположенное в центре большой округи, было одним из первых новгородских поселений. Еще в IX веке новгородцы, пользуясь прекрасными путями в земли чуди, находились с ней, особенно с южной чудью, в торговых отношениях, а благодаря естественным богатствам, которые они видели в этом благодатном крае, они стремились стать его обитателями.
А в Несторовской летописи говорится, что жители, живущие между реками Двиной и Печорой, чудь заволоцкая, в IX веке платили дань Новгороду. Раз платили дань, то туда ходили сборщики дани в сопровождении вооруженных отрядов. Избирали они, конечно, путь наиболее удобный и выгодный. Таким путем мог быть путь, который пролегал с Онежского озера по ряду рек и волоков в р. Онегу, а с Онеги волоком в р. Емцу. По порожистой, быстрой Емце спускались в Двину. Здесь, в конце долгого пути у входа на широкую двинскую дорогу, образовалось поселение Устье Емцы на перекрестке путей к Нижнему Подвинью: с юга - по Двине, с запада - по Емце.
Некоторые из современных ученых-историков считают, что освоение Нижнего Подвинья шло с севера, с моря. Опровержением этого может служить, например, населенность части Онежского и Холмогорского уездов в 1888 году, которая существовала много столетий. Деревни, погосты и приходы вдоль Емцы и ее притоков говорят сами за себя.
Вблизи р. Онеги в Онежском уезде, у истоков р. Емцы, среди озер, расположен Даниславский приход, в который входят пять населенных пунктов и который расположен от Побережского прихода в 10 верстах. Побережский приход находится на берегу р. Онеги и объединяет 21 деревню. В 28 верстах от Даниславского прихода находится Ямецкий погост. От Ямецкого погоста в 30 верстах, вдоль притока р. Емцы, расположен Шелокоский приход, в который входит 12 деревень. Этот же приход находится в 30 верстах от Биревского, расположенного на левом берегу р. Онеги.
Щукозерский приход Холмогорского уезда расположен на р. Ваймуге, притоке р. Емцы, в 30 верстах от Пияльского Онежского уезда по р. Онеге. В Емцу, кроме Ваймуги, впадает большая р. Мехреньга со многими притоками. Населенность вдоль Мехреньги и ее притоков была большая.
Все это говорит о том, что погосты в Заволочье располагались вдоль рек и на всем этом пути оседали новгородские выходцы, принесшие с собой традиции своей культуры.
Погосты в новгородских владениях были административными, военными и экономическими центрами властвования над местным населением. Здесь собиралась дань с окрестного населения, производился его учет. Они были базами для поиска новой дани и распространения власти на новые территории. А в большой емецкой округе по тому и другому берегу рек Двины и Емцы, ее притоков было сосредоточено значительное число
жителей.
Первое упоминание о Емецком поселении находим в грамотах, относящихся к XII веку. В грамоте Михайлова (МихайлоАрхангельского) монастыря сказано так: «…и буди милость
божия на посадниках Двинских и на Двинских боярах Новгородских владичне наместников, на купецком старосте и на всех купцах новгородских и на всех крестьянах от Емцы до моря, что есть требовали милостию божию вседневные службы». В грамоте идет речь о крестьянах Емцы, управление которыми принадлежало посадникам, боярам новгородским.
В уставной грамоте новгородского князя Святослава Ольговича крестьян Емцы уже переименовали в крестьян Устья Емцы, чем уточняется местоположение Емецкого поселения.
Устав новгородского князя Святослава Ольговича о церковной десятине (десятина — форма обеспечения церковной организации от княжеских доходов, судебных и торговых пошлин) 1137 года представляет собой законодательный акт, регулирующий отчисления в пользу церковной епископии от судебных сборов князя.
Дата составления Устава Святослава обозначена в самом тексте — в лето 6645, индикта 15, т. е. 1137 год.
В Уставе сборы с погостов в большинстве случаев выражены в «сорочках». Один «сорочек» соответствует примерно 109,15 г серебра. Среди 28 перечисленных в Уставе населенных погостов встречается «Устье Емцы». Жители Емцы обязаны были платить два «сорочка» в пользу церковного владыки. Сумма довольно внушительна и характерна для большого поселения. В этом же Уставе, кроме платы в «сорочках», есть другие единицы измерения. Так с Еми плата бралась «мехом».
Следует заметить, что северные области заселялись не только новгородцами. Новых поселенцев вели сюда многоводные реки, которые с древних времен являлись испытанными и самыми легкими путями переселений.
Здесь, на Севере, рек множество (все они устремляют свои воды в одном направлении), как и озер, частично соединенных протоками. Густая сеть озер, рек выводила новых переселенцев на простор богатых морских побережий. Неизведанные богатства этого края, изобилие зверя, птицы, рыбы привлекали умных, предприимчивых людей. Они не только совершали набеги, оставались жить в этом крае, но и планомерно переселялись, устраивали свою жизнь. И в дальнейшем называли себя двинянами, емчанами - в зависимости от мест, где они поселились.
Глава из книги "Емчане". Авторы Т.Минина и Н. Шаров
Прикрепленный файл:
|
|
|
| Опубликовано: 28.11.07 15:40 |
Рейтинг записи: 0
|
|
|
|
|
|
|
Заблокирован
Форумянин с 04.10.07
Сообщений: 2727
Откуда: Санкт-Петербург
|
РОЛЬ ЕМЧАН В БОРЬБЕ НОВГОРОДСКИХ И
МОСКОВСКИХ КНЯЗЕЙ ЗА ДВИНСКУЮ ЗЕМЛЮ
Великий Новгород в истории русского народа занимает особое место. Благодаря территориальному расположению на торговых путях, вблизи моря, он стал крупнейшим торговым городом. Сюда немцы везли из-за моря сукно разных сортов, полотно, сладкое вино, необходимое для церковных служб, пиво, металл и другие товары, которые пользовались спросом на Руси. Новгородцы выменивали эти товары на меха, шкуры зверей, среди которых преобладали куница и белка. Куна и векша, как их тогда называли, стали даже выражением ценности товаров. Они заменяли деньги.
Пушные товары Новгород или покупал в Двинской земле (земли, расположенные в бассейне Северной Двины, от моря до устья р. Ваги), или собирал в виде дани с двинского населения. Надо полагать, что поступление дани занимало в доходах Новгорода основное место. Пушные товары преобладали, везли сюда также сало морских зверей, пух птицы, деготь, сырые и выделанные кожи и многое другое. Новгороду были подвластны не только Двинские земли, но и все Заволочье, Сибирь. Отсюда вывозился псковский лен и конопля, приволжский мед и воск, как редкость - сибирское серебро.
Новгород торговал и с предприимчивым союзом ганзейских городов. Благодаря богатой и обширной торговле и захвату новых земель сам Новгород богател, укреплял свою самостоятельность, свою власть и влияние. Новгородцы сумели проявить удивительную предприимчивость и энергию в эксплуатации огромных богатств захваченных ими земель, особенно Обонежья и Двинской земли.
Судя по первой Новгородской летописи, разработка богатств этого края усилилась с тех пор, как начались внутренние смуты и несогласия, как появилась борьба партий обеих сторон Новгорода: правой, представляющей торговые круги, и левой, представляющей новгородских бояр. В то время все стремления были направлены на наживу. Тогда в Новгороде к управлению призывались те из князей, кто нес с собой право торговли с другими частями Руси.
1190 год. Во всей России установилась временная тишина и спокойствие, лишь Смоленская и Новгородская области выделялись ужасами мятежа и картиной воинской деятельности. Новгородцы воевали со шведами, с жителями Эстонии и карелами, опустошали Финляндию. Не оказались забытыми и люди Заволочья, они несли тяжелое бремя поборов. За дешевыми товарами ездили сюда чиновники с товарищами для собирания дани, и в один из приездов они были убиты жителями, хотевшими освободиться от ига новгородцев.
Новгородцы, желая отомстить народу угорскому за убиение их собирателей дани, в 1193 году послали туда воеводу с дружиной, довольно многочисленной. Жители, хотя «свирепые обычаем и дикие нравом», имели уже города. Воевода, взяв один из них, пять недель стоял под другим, терпя нужду в съестных припасах. Жители города, используя превосходство, сумели разгромить врага.
Следует сказать, что это не единственный случай. В «Повести временных лет» сообщается, что 30 мая 1079 года «убиен бысть Глеб Святославович в Заволочии» - новгородский князь после изгнания его из Новгорода. По преданию о борьбе новгородцев с чудью, он был убит на Емце близ ее устья.
Гордый и свободолюбивый северный народ не мог безропотно подчиняться более сильному противнику. Однако надо отметить и другой немаловажный фактор, сыгравший большую роль в развитии неславянских народов и земель Севера. Новгородцы принесли сюда высокую бытовую и производственную культуру, что способствовало ее росту и у неславянских народов. На этих землях строились города и села, селились русские крестьяне и ремесленники. Местное население, естественно, должно было сближаться с русскими трудовыми людьми, оно знакомилось с их жизнью, приемами работы, усваивало от него более высокую культуру, втягивалось в торговые отношения, познавало городской быт и письменность более высокого по развитию народа, каким являлись славяне, в данном случае новгородцы, переселившиеся на эти земли.
Таким образом, новгородцы своей колонизацией принесли к неславянским народам свою культуру, способствовали политическому, экономическому и культурному развитию Двинской земли и вместе с местными жителями образовали единый северный народ.
Для Российского государства XIII века характерны междоусобицы между уделами, княжествами. Причиной вражды являлось спорное право наследования. Даже вольный город Новгород, славный храбростью и богатством жителей, не смог сохранить целостности своих владений. Но ни внутренние раздоры, ни частые внешние войны не препятствовали мирным успехам торговли. Новгород собирал дань, серебро, меха, посылал корабли в другие страны.
Как бы ни был богат Новгород, но природе он оказался неподвластен. В 1228 году, по словам летописцев, «от половины августа до декабря месяца густая тьма покрывала небо и шли дожди беспрестанно: хлеб на полях, сено на лугах сгнили, житницы стояли пустые».
3 мая 1230 года произошло общее землетрясение по всей России и более сильное - в южной части России: так, что каменные церкви расседались. Через десять дней наблюдалось необыкновенное солнечное затмение и разноцветные облака на небе, гонимые сильным ветром. К тому же жестокий мороз 14 сентября побил все посевы. Голод, опустошение свирепствовали повсюду. В 1231 году новгородцы испытали еще одно бедствие, вконец приведшее в ужас жителей, - пожар в городе. По словам летописца, «Новгород скончался». Но великодушная дружба иноземных купцов отвратила сию беду. Из-за моря они поспешили к новгородцам с хлебом, думая более о человеколюбии, чем о корысти, остановили голод. Город ожил.
И как только жизнь вошла мало-мальски в норму, в 1232 году древняя семейная вражда между князьями возобновилась, снова народ был втянут в военные действия, в защиту князей. Все эти события - новгородские, российские - не обошли стороной Двинскую землю, управителями которой, как мы знаем, были новгородские князья. В летописях о бедах двинских жителей слишком скупые сведения: меньше всего интересовал летописцев Север, как они считали, «дикий» народ, они больше интересовались событиями южной и средней Руси.
А северный народ (не только чудские племена) жил, работал, вместе с новгородцами переносил трудное бремя бедствий, помогал беженцам. Одни шли, спасаясь от голода, чтобы устроить как-то жизнь на новом месте, а другие - грабили. Набеги ватаг ушкуйников на Заволочье не прекратились, а усилились.
Жестокая эксплуатация и частые грабежи и разбои в Двинской земле не могли не привести к росту недовольства властью Новгорода и стремлению двинян перейти в подчинение Московскому правительству, которое в это время стремилось к созданию единого русского государства. Надо сказать, что и московские и владимирские князья также стремились завладеть Двинским краем, представляющим собой богатую область.
Из истории известно несколько случаев, когда двиняне пытались свергнуть власть Великого Новгорода и перейти в подданство московских князей. В 1169 году, в княжение великого князя владимирского и суздальского Андрея Юрьевича Боголюбского, двиняне пытались выйти из подчинения Новгорода. На этой почве начались военные действия, которые принесли победу новгородцам.
В 1323—1324 годах новгородский князь Юрий два раза приводил Заволочье силою в повиновение Новгороду.
В 1337 году московский князь Иван (Иоанн) Данилович (Калита), истощив свою казну, поссорившись и нарушив согласие с Новгородом, совершил воинственный поход в Заволочье. Полки Иоанновы шли зимой. Изнуренные трудностями пути и встреченные сильным отпором двинских людей, они не имели успеха и возвратились, потеряв множество воинов.
Но борьба за обладание Заволочьем между Москвой и Новгородом этим не закончилась. Разбойничьи ватаги суздальских и ростовских князей, подчиненные московскому князю, совершали набеги в Заволочье.
Не имея особой склонности к кровопролитиям, Иоанн Данилович для покорения жителей Двинских земель решил воспользоваться подкупом и привлечением власти духовной, пастырских увещаний «отложений за Москву». В 1339 году он посылает на Двину, в Успенский монастырь на Емце, для его «Богородицы» Евангелие в золотой оправе. В истории оно получило название «Сийского», по бывшему месту хранения. В древней грамоте по поводу существования такого монастыря сказано: «…На Емце, на Двине-реке Успенье Пречистые на Кривом».
Особое внимание московского князя Ивана Калиты говорит о том, что на погосте Емецком и в окружающих его деревнях жили люди, верные Новгороду, но в то же время имеющие свое мнение по вопросу подчиненности, люди независимые, со своими партнерами и, возможно, со своим вече. Иначе кому мог адресовать Евангелие Калита, кому предлагал отъединиться от Новгорода и задаться за Москву? Умирает Калита, так и не закончив своих действий в Заволочье.
В 1342 году военные действия, походы, торговля, характерные для Новгорода, не складывались в его пользу. Пожары следовали один за другим, не уцелели ни дом архиерейский, ни мост, ни богатые церкви. Люди бежали из домов и жили вне города - в поле, даже в лодках. Другого рода несчастье состояло в дерзости и междоусобице граждан. Еще в 1294 году (не этот ли год послужил записью на географических картах датой основания Емецка?) один из знатных бояр новгородских, построив крепость близ границ эстонских, хотел там властвовать независимо. Оскорбленное правительство велело срыть оную и сжечь его село. Сей пример должного наказания не мог обуздать своевольных.
Новгородская летопись сообщает, что в 1342 году сын умершего посадника Варфоломея, именем Лука, «не послушав Новгорода и метрополича благословения, скопив с собою холопов збоев... постави городок Орлец... и взя по Двине все погосты на щит...». У Н. М. Карамзина в «Истории государства Российского» читаем: «Сын новгородского посадника Варфоломея Лука набрал шайку бродяг и, разорив множество деревень в Заволочье, по Двине и Ваге, основал для своей безопасности городок Орлец на реке Емце».
О каком городке Орлец на Емце идет речь? Возможно, о Емецком городке? Или о крепости Орлец? Если о ней, то она расположена не на Емце, а на Двине, в 70 км от устья Емцы. Конечно, выбранное место для двинской крепости - высокий берег Двины, внизу под горой водоворот - способствовало сооружению ее. Возможно, речь идет о двух различных крепостях…
Далее Н. М. Карамзин пишет, что Лука, чувствуя свою власть, послал сына своего Онцифера, бывшего впоследствии новгородским посадником, с отрядом на Вагу, а сам с двумястами человек выехал воевать и был убит заволочанами. По ранее существующему преданию, убит он был на Емце.
Как свидетельствует новгородская летопись, в Новгороде после гибели этого знатного и сильного вельможи начались раздоры двух противных сторон, перешедшие почти в междоусобную брань. Архиепископ и наместник княжеский едва отвратили кровопролитие.
Спокойствия на Двинской земле вновь не наступило. Заволочье, примкнув к Новгородской республике добровольно, а, скорее, как завоеванная страна, не прекращало попыток отделиться от Новгорода. Новгородцы смотрели на заволочан как на подвластных себе, не слишком церемонились с ними в обложении всякого рода данью и поборами. Так, в 1386 году, когда новгородцам пришлось расплачиваться с Дмитрием Донским, заволочане тоже были привлечены новгородцами к уплате народной дани, так называемого черного бора Золотой орде (монголо-татарскому государству).
1393 год застает двинян в добром союзе с Новгородом. Причина в том, что, присоединившись к москвичам, они должны были бы платить черный бор, который платили Донскому, его сыну Василию. При отказе Новгорода повторить платеж черного бора Василий Дмитриевич поднял знамя войны на новгородцев и на волости, тянувшиеся к Новгороду. Двинское ополчение, соединившись с новгородцами, переусердствовало на разграбленном Устюге. Устюжане выступали на стороне москвичей. Двинянам и тут не повезло. Война оказалась выигранной, но новгородцы пообещали платить дань московскому князю да в добавок 350 рублей - московскому митрополиту. И, надо полагать, деньги были собраны с заволочан. Чаша терпения лопнула. И вот в 1397 году в Заволочье созрел заговор: променять управление Новгорода на великокняжеское московское. Попытать счастья - не будет ли лучше при последнем?
Василий Дмитриевич, проведав об этом, тотчас решил воспользоваться. Еще Иоанн Калита замышлял подкупом овладеть Двинской землей, правнук его Василий решил исполнить это намерение и сделать то без всякого кровопролития. Он пообещал дать Заволочью уставную грамоту, допускающую «без зацепок» беспошлинно торговать по всем подвластным ему землям. А двиняне издавна имели богатую торговлю, получая так называемое закамское серебро и пушные меха с границ Сибири, славились и другими выгодными промыслами, в особенности птицеловством.
Московский князь, наученный татарской политикой подрывать верность власти подкупом, поручил посланному в Двинские земли боярину Андрею Альбертовичу подкупить поставленных от Новгорода двинских воевод Ивана и Никона с прочими новгородскими боярами раздачею от имени князя имений по Двине.
В 1397 году двиняне покорились великому князю московскому Василию I Дмитриевичу, сыну Дмитрия Донского. Он послал для управления Двинской землей князя Федора Ростовцева. Сильный еще в то время Великий Новгород не мог смириться с этим и признать власть князя московского над богатой Двинской землей, вооружился против двинян и послал туда воеводами посадников Тимофея Юрьевича, Юрия Дмитриевича и Василия Слепца с трехтысячным войском. Двиняне, в свою очередь, тоже вооружились, встали под командование наместника и засели в Орлецкой крепости. Целый месяц продолжалась осада крепости. Потом были доставлены стенобитные орудия, и после этого крепость была взята приступом. Новгородцы пленили Федора Ростовцева и двинского воеводу Анфала Никитича, разрушили крепость, снова покорили Двинскую землю, взяв с ее жителей в наказание три тысячи рублей и три тысячи коней. Зачинщиков заговора против Новгорода Ивана и Никона новгородцы казнили, а князя Федора Ростовцева отпустили, отняв у него все имущество. Купцов, которые оказались в крепости, также отпустили, взяв с них откуп в триста рублей. Осенью этого же года в Москве новгородское правительство заключило мир с Василием I, по которому ряд новгородских владений перешли к Москве, в частности, р. Сухона на всем ее протяжении, а с нею и Великий Устюг.
Так закончилось существование Орлецкой крепости через 56 лет после ее постройки.
Борьба за Двинскую землю между Москвой и Новгородом продолжалась неослабно. В 1401 году устюжане по повелению великого князя Василия Дмитриевича под начальством новгородских изменников (перебежчиков на сторону московского князя) Анфала Никитича и его брата Герасима, расстриженного из монахов, ходили войной в новгородские волости, в Двинскую землю, грабили там население, но потом были разбиты новгородскими войсками при Колмогорах. Великоустюжская летопись этот поход в Заволочье записала как «неудачный поход» устюжан.
В новгородских летописях 1417 года записано: «Того лета из князя Великого вотчины, князь боярин Юрьев Глеб Семенович с новгородскими беглецами Семеном Жадовским и Михайлом Рассохиным и с вятчины изъехаша в наседах без вести, Заволочскую землю и повоеваша Борок Ивановых детей Васильевича и Емцу и Колмогоры взяли и пожгли».
С согласия великого князя галицкого князь Юрий, брат его, направил своих воевод на Двинскую землю, принадлежавшую тогда Великому Новгороду. Отряд занялся разбоем и грабежом. Сожгли Емецк, Холмогоры и многие селения. Заволочане с помощью новгородцев, в пылу гнева (вероятно, дипломатический путь переговоров не получился), в отместку устюжанам наскочили на Устюг, пожгли и ограбили город. Восстание в Заволочье на этот раз утихло само собою, без подавления его со стороны Новгорода. Напротив, помощь случайно бывших в то время на Двине новгородцев, оказанная заволочанам в настижении разбойников Михаила Рассохина у Моржа, как будто примирила заволочан с новгородцами. По крайней мере, явного недовольства почти пятьдесят лет Заволочье Новгороду не выражало. Может быть, этому способствовало и то обстоятельство, что Новгород, занятый дипломатическими увертками от Москвы, не имел времени вдаваться в дела управления Заволочьем, а последнее, вероятно, этого и добивалось. Доказательством того, что в данный период Заволочью было предоставлено как бы самоуправление, могло бы служить следующее: в 1419 году при нападении на Заволочье норвежцев двиняне расправились с ними без помощи новгородцев. Новгородцы были уверены, что норвежцы - не москвичи и двиняне не потерпят чужестранцев и дадут должный отпор, а, значит, нечего было вступаться в это дело новгородцам.
Однако устюжане после 1417 года не успокоились, они продолжали совершать походы в Двинскую землю. Так, в 1425 году, по записи Великоустюжской летописи, предпринимался поход по Двине против силы новгородской, но устюжане вынуждены были в Вондокунской волости уступить и при заключении мира уплатить новгородцам 50 тысяч белок и 240 соболей.
В 1441 году двиняне под предводительством новгородцев ходили войной против Великого Устюга, стояли под этим городом, но вернулись без боя.
Следует заметить, что в эти годы умы народов Севера охватила мысль о наступающем конце мира и светопреставлении. Поводом для тревог, для предположения о конце мира был мор на животных, людей в стране. К примеру, в 1409 году мор на людей с кровяной харкотой свирепствовал в центральных волостях России. Первый признак - у больного руки и ноги прикорчит, шею скривит, зубы скрежещут, кости хрустят, все суставы трещат, кричит, вопит; у иных и мысль изменится, ум отнимется; иные, поболев один день, умирали, а другие, поболев три-четыре дня, выздоравливали. В 1414 году была болезнь костолом, в 1417 году - мор с кровохарканием и железою. Последнее известие о море - под 1446 годом. Кроме пагубных физических бедствий были разрушительные действия природы: землетрясения (1230, 1446 годы), сильные наводнения, страшные грозы и бури, засуха, пожары, лютые морозы, голод. Так, в июне 1460 года Москве с запада явилась темная туча и поднялась такая буря, что многие церкви поколебались и разрушились, крыши были сорваны, леса и боры с корнем вырваны.
Тяжелым для двинян был 1471 год. Иван III обрушился на Новгород, трудно пришлось и Заволочью. Новгородцы всеми силами стремились удержать богатый Двинской край. С целью защиты Двинской земли от московского князя сюда был прислан военачальник Василий Шуйский. Московский князь повелел взять Двинскую землю и поручил это двум воеводам - Василию Федоровичу Образцову и Борису Слепцу. Отправленные под их началом устюжане и ветчане составили рать в 3970 человек. Они стали спускаться по Двине на судах. Новгородский военачальник Шуйский встретил московскую рать в Двинской земле с 12 тысячами двинян.
Две рати встретились на речке Шилинге, впадающей в Северную Двину по правому берегу ее, почти против устья реки Ваги. По свидетельству летописцев, бой начался рано утром и продолжался целый день. Бились не на живот, а на смерть. Знаменщик Двинского войска был убит, знамя подхватил другой, убили и этого, подоспел третий, пал третий, и знамя перешло в руки неприятеля. Потеря знамени обескуражила двинян, они пустились бежать. Князь Шуйский личной отвагой решил поддержать дух своего войска, вклинился во вражеский строй, но был смертельно ранен и мертвым перевезен с поля боя в Холмогоры.
Вся земля новгородская, говорит летописец новгородский, до самого моря была пожжена и попленена, потому что опустошали не одни войска, а из всех земель московских ходили толпы людей за добычей в новгородские волости.
Сражение у Шилинги на Двине закончилось победой московской рати, хотя она была по численности воинов меньше новгородской в три раза. Двиняне воевать умели, но, по всей вероятности, не хотели; известно, что они неоднократно пытались освободиться от власти Новгорода. Таким образом, в битве на Шилинге, менее чем в ста верстах от Емецкого поселения, новгородцы были разбиты. После этого Двинская земля навсегда перешла в состав единого Русского государства. В списке поселений, перешедших под власть московского князя, значились: Емецкое, Мехреньга, Ваймуга, Колмогоры, Подрядин погост, Чухчерема, Великая Курья, Кехта, Соломбала и другие.
Этого, как оказалось, было недостаточно для Ивана III. Московский князь, недовольный вековой самобытностью Новгорода, ослаблял его разорением волостей. В 1475 году Заволочье, Двинская земля, в числе прочих новгородских владений испытало на себе все ужасы варварства московских войск. Ратные люди убивали, полонили беззащитных и безоружных двинян, еще не опомнившихся от первого разгрома.
Официально переход новгородских земель под власть московского князя Ивана Васильевича оформился в 1478 году, когда вечевой колокол - символ независимости Новгорода - был снят и отправлен в Москву.
Но нескоро установилось спокойствие в Двинской земле. В 1479 году устюжанин Андрей Шишнев с шильниками (вольницей) без ведома московского великого князя взял «Емчу» (Емецкое поселение»). Надо полагать, что это не обошлось без разрушения и жертв для села.
Сколько горя, несчастий, разорений, войн выпало на долю жителей Двинской земли, прежде чем наступило относительное спокойствие, возможность трудиться, работать в полную силу, а не сражаться с нашествием врагов в угоду князей.
А жили здесь умные, трудолюбивые, смелые люди. Планомерные раскопки и поиски памятников раннего средневековья, предпринятые менее тридцати лет назад, позволили документально установить, что на Севере в конце X-XI веке появился большой массив пришлого населения с юга и с запада. Их проникновение на Север принесло бытовую и производственную культуру. Они принесли с собой традиции земледельческого хозяйства и в то же время занимались пушной охотой, торговлей, мехами, стремились максимально использовать богатства осваиваемого края. Они легко уживались с местным населением и становились коренными жителями Севера, считая его своей Родиной, защищая от набегов врагов.
По преданиям, передававшимся из поколения в поколение, среди емецких жителей в XIV веке, в последнее время владычества Новгорода над Двинской землей, в окрестностях Емецка появилось много новгородских людей, присланных новгородским правительством на постоянное жительство, «на пень». Естественно, переселившиеся на новое место жительства перевозили свое хозяйство и переводили скот.
В результате всего этого здесь, на севере, в Двинской земле, сложилось русское население.
Глава из книги "Емчане"
Авторы Т.Минина и Н.Шаров
|
|
|
| Опубликовано: 05.12.07 15:55 |
Рейтинг записи: 0
|
|
|
|
|
|
|
Заблокирован
Форумянин с 04.10.07
Сообщений: 2727
Откуда: Санкт-Петербург
|
Язык родины Ломоносова на Урале
Невероятная тема? Да. Но посмотрите подготовительные материалы к «Российской грамматике» М. В. Ломоносова в 7 томе академического издания 1952 г. и Вы с удивлением заметите, что наш уральский старожильческий говор в половине ХVІІІ столетия как будто претендовал на приоритетную речь в первой грамматике русского языка, а это был язык Холмогор – родины Ломоносова. Там скопилось много слов, распространенных на Урале: базанить (кричать), выть – пай, галиться – издеваться; должить – считать должным, заварзай – однокоренное нашему разварзаться – с трудом расстаться с кем-либо; курья – старое русло реки; лагун – сосуд; лытки – концы ног; лямать - вяло что-то делать, а у нас есть поговорка: задняя ляма – прозвище отстающему; мырка – морда медведя, а у нас производное: мыркать, мыргать, то есть мимикой выражать брезгливость; полстить – сбивать половики; простень – нитки полного веретена; сарана – наш лесной цветок саранка, с чесночной луковицей; сопеть – жадно есть; стегно – нога выше колена; хлыктать, то есть икать; целибуха, с цоканьем – ядовитое дерево strichnos nux vomica и семя его, а у нас чилибуха, то есть всякая сорная трава; шадра – оспа; шашмура – женский головной убор; шаять – тлеть; шиликун – мальчик-проказник и др. Слово кеж в седьмом томе Ломоносова редакция объяснила «Словарем русского языка» Академии наук 1909 г., который взял сведения от уральского краеведа В. П. Третьякова: полосатая пестрядь, домашним образом подготовленная на нижнее платье (Кеж: Шадр. Третьяков)... Я помню с детства досаду бабушки или матери о том, что сырые дрова модеют, то есть тлеют, не разгораются, а из-за них и печь модеет, не печет. Это слово есть и в материалах к «Российской грамматике» Ломоносова.
Более того, речь самого Михаила Васильевича, даже в сочинениях его оставалась, видимо, чисто крестьянской несмотря на то, что он многим языкам был искусен, и опять же, слышится наша диалектная огла¬совка и наши словоформы, и наш словарь: верьх, дыхать, зыскрыпел, мяхкой, поздые, пужливый, смотрить, сюды, убивца, спесива, кака, дале, вчерась, завтре, преж; жарчае, сильняе, ярчае. И – слова: блажить, в тягости, достатки, доступает, жёгнул, земля, завсегда, зарок, злобиться, лыва, матерею, на вереях, напоследи, не чуть (не слышно), ознобил, перстик (пальчик), похвальба, рукавица, слега (слега), тамошней, харями; Александр Петрович (Сумароков) не вклеплется; прошу не погневаться...
В 1907 году в Санкт-Петербурге Академия наук издала в 83-м томе (№ 5) сборника по Отделению русского языка и словесности труд Аркадия Никандровича Грандилевского «Родина Михаила Васильевича Ломоносова. Областной крестьянский говор» (304 с.). Географически – это селение Куростров Холмогорского уезда Архангельской губернии. «На основании исторических данных», говорит А. Грандилевский, Холмогорский край был населен Заволоцкой Чудью, затем туда стали проникать новгородцы, к ХІI веку они внедрили в Двинное Заволочье христианство, а к ХІІI веку их язык стал господствующим на всем Севере. К половине ХV века Чудь обрусела, а ее язык остался только в топонимии и в некоторых нарицательных именах: согра – заболоченная, заросшая кустарником местность; погост - кладбище, шаньга... Эти слова, как и этноним чудь, а также чухня – чухонец широко распространены на Урале. «Холмогорцы и новгородцы, – заключает А. Грандилевский, – говорят как родные братья, северный уроженец слышит в речи новгородского крестьянина свою собственную речь, свой акцент» (с.3). С конца ХV века на Севере России утверждается власть Москвы и влияние московского наречия, но «земляки Михаила Васильевича Ломоносова <…> не расстаются с новгородским наречием», а «московское же наречие лишь украшает и смягчает суровый характер новгородского говора...» (с. 4). В начале ХХ века, когда А. Грандилевский изучал холмогорский говор, к двум исконным диалектным традициям – новгородской и московской – прибавилась еще одна – литературный язык, «правильная речь», так что «из уст одного и того же лица выходит разговор частью правильный, частью с новгородским элементом, частью с московским, но никогда не изолированным от двух других» (с. 10). Мне кажется, в этих замечаниях исследователя языка родины Ломоносова верно отмечено диалектическое единство исторически сформировавшегося целого. Именно в таком состоянии находился и находится язык уральского крестьянства, мало по малу совершенствуясь. Иначе чем же объяснить иррациональное а в условиях окающего говора в словах манета, таварка, тварог, патрет, канфета, Антанида, а также твердое произношение частицы -ся: воротилса, взялса, бросилса, попалса, досталса – примеры слов здесь всегда будут привлекаться только из книги А.Грандилевского, то есть из живого холмогорского говора.
Прибавим к этому и наше произношение -тся, -ться, как ца: [купацъ] для купается и купаться. Когда я говорю «наше произношение», то имею в виду конкретно диалектные особенности своего семейного гнезда – родителей и родных, «уроженцев» села Сладчанки и деревни Усольцевой Шатровского района Курганской области, прежде всего, матери – Тимофеевой Евдокии Михайловны (по сосуществованию) и тети – Тимофеевой (Суковатицыной) Матрены Дмитриевны (по письмам). Конечно, говор Урала и восточного Предуралья пестрый, могут быть, например, и мягкие варианты возвратных глаголов: купаться, стираться и др.
Наши современные говоры по сравнению с холмогорскими начала века то сохраняют архаичные формы: опеть, петь (пять), грезь, взеть, зеть; перышко, дерьгять, то обновляют их: опять, пять, грязь, взять, зять, но почти во всех типовых особенностях «солидаризируются» с говором родины Ломоносова. Обратим внимание на некоторые фонетические, морфологические и лексические частности, не прибегая к точным лингвистическим терминам.
Господствующим гласным в холмогорском говоре является звук о, «самый доступный к чистому произношению», как пишет А. Грандилевский (с.18). Он «чисто» звучит только в своих положениях; но завоевывает позиции и других звуков, например, звука Э под ударением: валёжник, дёржит, крёсный, нёбо, пёрст, твоёй, чёше(о)тся; перед ударением, редко: дёржать, лёжать; за ударением: будёт, воскресеньё, времё, в третьём, вяжёт, гоголём, денёг, едёшь, здоровьём, зятём, морё, покойничёк, полё, причасьё, счасьё. Но А. Грандилевский примечает, что в первом предударном слоге и за ударением иногда звучит «какой-то средний смешанный звук» (с.16); это, вероятно, московские редуцированные (сокращенные звуки). Интересно и такое свидетельство: я иду (куда?) в полё – звучит о, но я был (где?) в поле – звучит э «средний смешанный». После шипящих опять торжествует о: ужо, гожо, клинышок, чашок, шолуха. Звук о может оказаться на месте всех гласных звуков в разных формах слов и на протяжении всего слова от начала до конца: Овдотья, Оксинья, Окулина, Олександр, Олексий, Олёна, Онтон, Опросинья, Офонасий, но Антанида; онбар, окуратно, соловать, сотона, ростоптать, мамонька, робёнок; которой, лишной, давношной, с куницой, лазоревой, батюшко, Иванушко, сапожишко и под.
Следующим распространенным звуком северян-холмогорцев является звук И, но иногда он у них является московским пришельцем: ниси, визи, мижа, пиро, – этого нет в севернорусских говорах Урала, где, однако, есть ятевые рефлексы: миня, сибя, тибя, шкилет; видь (вЬдь), здисе(я), минять, симена, стрилять. А Грандилевский, наверно, ошибочно утверждает, что мисец, сини (сЬни), здись «совсем не бывает» (с.18), хотя 6ы потому, что выше уже указано реальное здис(я!)... Употребительно и вместо е в формах: даите, деритесь, кладитесь, несите. Редко И вместо У: слина, чигун. Исключением из правил на севере является Э вместо И в слове пехать; и совсем иррационально И вместо о в слове силимина (соломина).
Звук э: петнаю, светой; Василей, Григорей, Митрнц; в роскоше, на постеле, третей; завтре, чаёк.
Звук а: задярживать, скоря, будя. И – капасин.
Звук у вместо о: будать, дохтур, сухмленья, сусед, укунись; в вариантном: отсюль..
Звук ы вместо а: туды, сюды, тогды, куды; вместо И: Давыд, рыскнуть, утыхнуть.
В слове теперь возможны все наши варианты: типерь, топерь, таперь,
Буквы е, ё, я, ь, и(ю), начальное э у северян, как и у нас, йотированы: йетот, йекой, йетаж, йисть (Ьсть), иокнуть (ёкнуть).
Гласные звуки участвуют в различного рода фонетических процессах, преобразующих количественный звуковой состав слова: то они появляются в его начале: окроме, опосле, о(у!) починять, то в конце: здися, Михаила (так звучало и имя Ломоносова), обои (оба), тамо, теперя, туто; то – исчезают: Лександр, Лексей, ме(и!)нины, вероятно, пугвицы, то – появляются, образуя открытие слоги: банок (банк), вехотя, долина, любови, нокотем (ногтем), рота (рта), сохватать; беремя, вередить, отсторонять, перепираться. Типичным явлением для говоров русского Севера и Урала признается и утрата интервокального йота с последующим стяжением гласных: видне, кака, како, напропалу, сильне.
Согласные звуки утверждают еще большее сходство языка родины Ломоносова с языках. Урала и Зауралья. Начну демонстрацию этого сходства с полного уподобления соседних согласных: омман, оммелеть, оммен, оммолотить, омморок; щастье, щет, дощатый; борессе(я!), ругаесся; мусской; выежжаю, вижжу (визжу); уподобление предшествующего звука по мягкости: горьница, госьти, дворьник, дерьгать, корьзина, косьти, песьсяный (песчаный), порьча, черьвяк. Странным (ошибочным?!) кажется утверждение А. Грандилевского, что уподобления по мягкости последующего согласного на родине Ломоно¬сова нет, «не слышно», даже «никогда не встречается» (с. 40), а у нас это – обычное явление: Серьгя, тальке, хозяйкя, чайкём, чайкю…
Расподобление соседних согласных: дохтур, лёхкий, мяхкий, трахт, хресьяне, хрёсный, пролубь.
Произношение ц как с: девиса, купес, молодес, сапля, сариса, светок, сэрьква, яйсо.
Русское ж вместо старославянского жд: дожь, дожжа, нужа, осужать, рожать, но: досаждать, урождай.
ш вместо ч: конешно, нарошно, опришь, пошто, што.
ш твердый (долгий) на месте щ: пильшик, пишша, шшока, шшотка, шшука, ямшик.
Непроизносимые согласные д, т: гвозь, празник, сресьво; глонул, кресьяна, невеска, пакосный, посный, пропась, стрась, ужась, укрась.
Есть чередование согласных: пужало; благословление, терпление; нет чередования: лягёт, берегёт, пекёшь; рупь; рогоза (рогожа).
Многочисленны замены согласных: в – л: слобода, трелога; к-кв – ф: фатера, куфайка; к – х: росомака, карактер; н – ль: кухольный, околь¬ница; ск – щ: пускай, пущай; г – д: андел; х – ф: куфня.
Вставка звуков: надсмешка, ндрав, проздравлять, Родивон, страм, строк, убивца, ужасти; выкидка звука В: баушка, вдоушка, голоушка, деушка, жиут, зоут, криуля, траушка; вставка слога: глухохоня (наше: глухохонька), закоулок, насупонился (насупился?); выкидка слога: вишь (ди), нёча(ев), кстить (ре), прежь (ае) примать (ни), хошь (че).
В звуковой системе говора Холмогор и Урала, конечно, есть много других общих и отличительных частностей, но то общее, что от¬мечено здесь, убеждает в органической близости языка двух территорий. То же самое можно сказать о формо- и словообразовательном сходстве частей речи. Вот некоторые примеры.
Имена существительные. Падежные формы: на лошаде, в пече; дни, ден; словообразование: пивко, полько, волосец (вместо волосок); трескоток, а у нас: брякоток, стукоток. Смешение дательного и творительного падежей А. Грандилевский для родины Ломоносова считает возможным почему-то только в «редкостных случаях», тогда как у нас это очень распространенное явление: с людям, с детям, под ногам, за полям, брать рукам... Вполне вероятно, что на новом месте в условиях устной стихии это архаическое явление оживилось и развилось заново.
Множественное число: горожана, прихожана; татара, цыгана; братовья, зятевья; братовей, мужевей; сватьёв; разов, сапогов, солдатов.
Имена прилагательные. «Постоянно преобладает» (с. 47) усечение прилагательных: бела, добра, красно, чёрно; то же касается степеней сравнения: «чаще: беле, скоре, смеля, хитря; «пореже»: беля, скоря, смеля, хитря; «значительно менее»: беляя, скоряя, смеляя; «но никогда не слыхать: хитряё, беляё, смеляё» (с. 49). Не могу не привести текст частушки, записанной мною в Мехонке: Не ругай меня, маманя, что я пьяный напился: Чем пьяняё, тем дельняё, Красивяё для лица...» Всетаки в чём-то А. Грандилевский, кажется, не точен: вот, например, он пишет: «никогда не слышится: мягше, слабше, дешевше, но строчкой выше приводит такие же примеры как возможные: тяжельше, здоровше, ширше, ядренше (с.49). Значение превосходной степени выражается иногда причастными суффиксами: добрущий, скулящий, скуснящий, страшнящий, толстущий. «Довольно часто»: голодни (с. 48).
Числительные: два ста, три ста; по сту, из-за ста.
Местоимения: «характерными» являются личные местоимения без надставочного н: у ей (вместо: у ней), у его, у их, над йим, не до йих; «одинаково употребительны» в нём и в ём; «довольно обычно»: за её, у ей.
Глагол: «по временам; неопределенные формы глагола могут иметь форму сести; «чаще» – берегчи, жегчи, легчи, пекчи, стерегчи; траты стемнять, смотрить, ушибчись, ластиться, отшатиться. В спрягаемых формах глагола заметно влияние продуктивных глаголов по модели играть – играю: махаю (а не машу, как в литературном языке), колеблю, плескаю, скакаю и под. Своеобразны формы повелительного наклонения: положь, падь, вложь, не робь, не трожь; едь, уедь, поедь заедь, подьте. Разноспрягаемые глаголы выравнивали формы: хочем, хочут. И наконец, как на Урале, в Холмогорах употребительнее частица -ся в первом лице: молюся, каюся, беруся.
Наречие: «довольно широко употребительны» предложно-падежные наречные формы: до «завтрева, до утрева, до послева, к утрему, к утрию (у нас: к утрею), к послему (у нас: к опослею), к завтрему (с. 48-49), «очень часто говорят: оттудова, откудова, покудова, отсюдова, оттулева, отколева, откулева, поколева, покулева, отселева и изредка - оттэда, отсэда, отцэль, оттэль» (с.49). Ещё: покудова, докуль, покуль.
Предлоги: заметна фразеологизация и устойчивость их употребления: [– Спасибо!] – не на чем (вместо: не за что); за чем дело стало, на старости утеха, о эту пору, сидеть при деле, ходит при часах; возле реку; я промеж себя толкую; ходили по грибы, по ягоды, по скота.
Частицы. Самая распространенная из частиц – постпозитивная частица -то, -та, -от(-ет), -те: Ванька-то, Федор-от, парень-ёт, ребята-то, корни-те. Она часто согласуется с существительным как будто местоимение: баба-та, бабу-ту, люди-те. Есть и частица -ко: смотри-ко; частица -кось: подикось. Иногда -ко и -те употребляются в паре: гляди-ко-те, поди-ко-те.
В словаре Грандилевского 5050 слов, из них 2108 слов я признал нашими даже как диалектоноситель: многие, возможно, известны в других регионах Урала и Зауралья, другим диалектоносителям. Конечно, большинство общих слов совпадают один к одному: взаболь, а некоторые чем-то отличаются: до смёртоцки, и это естественно.
Разной может быть и огласовка: ботало, у нас: ботало; булдырь – у нас: валдырь; коряжить – корёжить, ерпесить – у нас: ербезить, а значение общее: быть в непомерном оживлении или возбуждении, быть нетерпеливым, юрким, игривым (с. 142). Некоторые слова расходятся значением: глыза в Холмогорах – это обломок снега, льда, глыба, кусочек сахара, а у нас – застывший навоз; глызы на конных дорогах, в притоне; надо вывозить глызы; короб – глызы возить; завозня на Курострове – широкое плоскодонное судно для перевозки скота за реку, а у нас: кладовая; зырить – 1) неистовствовать, 2) жадно пить, а у нас: внимательно глядеть, смотреть; обротки - опорки, у нас: недоуздок и т. д. Многие и многие слова родины Ломоносова для нашего словаря представляют или исходную словообразовательную основу, или словообразовательный вариант, то есть в одних случаях воспринимаются как архаический источник уральских диалектных слов, а в других – как вариантная система единого целого. Сравним эти параллели:
Балмаш – взбалмошный
близир – для близиру
бедокур – набедокурить
верховишшо – верховок
впродоль – повдоль
втай – впотай
дакнуть – поддакнуть
досталь – вдосталь
достача – недостача
живулька – на живульку
заболь – взаболь
завозжать – обвозжать
зазнять – взнять
залепётывать – улепётывать
заочь – позаочь
засвежевать – освежевать
засек – сусек
звездить – вызвездить
исподницы – исподники
колодить – заколодить
колпачить – околпачить
костить – скостить
кошелиться – раскошелиться
крутить (справлять свадьбу) – окрутить
кучить – окучить
насупротивку – насупротиво
насыкать – насыкаться
окрутка – раскрутка
уторы – заутор
фурить – профурить
хламостить – захламостить
Два слова в словаре А. Грандилевского навели меня, возможно, на лишние размышления. Борода по-холмогорски – это полное окончание страдных работ: хлебная борода, сенная, гуменная; борода завить – значит: оставить на почве пучок колосьев, на покосе – пучок травы и украсить их цветными лоскутками. У нас праздник окончания сева называют бороздой – не одна ли это из борозд? И еще: в водном холмогорском краю слово кругам – водяная путина, закругленный обрыв в реке... Наш город Курган не есть ли метатеза от кругана?..
В числе слов родины Ломоносова есть такие, которые просто изумляют принадлежностью одному генетическому источнику. Например, чело русской печи у нас называется целом, а меня ч на ц предпочитается холмогорцами, особенно женщинами, девицами, да так, что правильное словопроизношение, – по свидетельству А. Грандилевского, – делается исключением» (с. 33). А два холмогорских слова: отечь – отец, а также лешак – леший, лесной дух напомнили мне давний-давний анекдот-насмешку, который я слышал от древних-древних стариков, правда, о вятиче, то есть о вятском мужике. Вернулся он с заработков домой, а дома у него родился ребеночек. Взял вятич его на руки и стал метать, приговаривая:' весь отечь, весь в отча! Весь отечь, весь в отча! Ему сказали, что у него это не сынок, а дочка, тогда он бросил ребенка в зыбку и с сердцем проговорил: Леш, лешачий выблядок!... Обратил я также внимание на наше слово майна – пролом во льду. Фасмер, указывая пометы арх. (Подв.), олонецк. (Кулик.), вятск., петерб. (Даль), замечает: возможно, из фин. mаinаs –большая полынья, водск. mаinа – то же. Еще поразило меня слово чухня – неповоротливый, ленивый человек... По Фасмеру, это слово древнерусское: в Псковск. 2 летописи – под 1444 г. и называет финское племя чудь, с суф. -хон, прозвище финнов (сравн. у Пушкина: «приют убогого чухонца»; у нас прибавлено еще значение – грязный, неопрятный, вызывающий брезгливость человек. И это тоже – прозвище-укор. Ассоциации с нацией нет.
Немало территориально-диалектного сходства родины Ломоносова и Урала во фразеологизмах. Всего их 15; из них 5 совпадают всеми компонентами и формами, а 10 - варианты нашим фразеологизмам. Совпадают:
Дым коромыслом, и его синонимы: пыль столбом - «для обозначения крайнего, широкого разгула и веселья: Загуляли наши деточки! Дым коромыслом!» (с.140).
Раздавить бутылочку – «осушить бутылочку вина» (с.258). Эта фразема меня удивила стариной, так как мне она казалась новой, сегодняшней. Такими же воспринимались мною слова хананыга и кантовать. Хананыга – слово записано М.А. Колесовым в Новгородской губернии в 1877 г. в его книге «Заметки о языке и народной поэзии в области северно-русского наречия». (СПб, 1877. – С. 38); в наши дни из слова хананыга выкинут слог: ханыга – пьяница. Слово кантовать – «пировать, веселиться»: «Всю ночь кантовали» – я встретил в «северном» же словаре М.К. Герасимова «Словарь уездного Череповецкого говора» (СПб, 1910.– С. 47).
Мамай воевал – описательное обозначение крайнего беспорядка: «Поглядел я к ребятам в комнату: там – как Мамай воевал» (с.193). До Холмогор «Мамай» не доходил, поговорка туда была занесена с юга, москалями, а оттуда (может, и не оттуда!) пришла на Урал...
Душа – мера – сколько хочешь, сколько тебе угодно: «Пей, братец, да ешь у Василья на пиру: там душа – мера!» (с.139). Ну-с, это фразеологизм, вообще привел меня в восторг, потому что я ошеломлен был реминисценцией с текстом рассказа «Толстые шти» нашего писателя В.И. Юровских; эту сцену мы давно повторяем, смакуем, и выражение «Глотни-ко, Ваня. Да не шшади ее, пей, душа – мера!» стало крылатым вторично только в нашей дружеской среде.
Вариантные фразеологизмы. Слева я укажу фразеологизмы из словаря А. Грандилевского, то есть холмогорские, а справа – наши уральские, как их услышал и записал я:
Глаза да глазенции (с.123) – глаза да глазоньки.
Дать околицу (с.132) – дать улочку.
Дрожжами торговать (с.138) – дрожжи продавать.
Жил – не человек, умер – не покойник (с.242) – живем не люди, умрем – не покойники.
Знику нет, «нет отдыха, нет минуты для покоя» (с.159) – знику не давать.
Не будь тем помянут (с.208) – не тем будь помянут.
Ничим ничего, «как есть ничего, положительно ничего» (с.211) – ничего ничем или ничевым ничего.
Рям на ремку, «ремошный» (с.82) – рям за рям и рям за рям. Есть в частушке. Мы с подружкой рям за рям, Пара на пару гулям.
Спица тебе в нос! не велика – с перст, «шутливое пожелание, когда чихает кошка» (с.273) – у нас: спичка в нос! (есть еще сакраменталь¬ное продолжение – В. Т.), пожелание чихающему человеку.
Храпом брать (с.294) – брать нахрапом.
В словаре холмогорцев есть слова, разъясняющие наши слова или фразеологизмы, например:
Жилым пахнет – Грандилевский: жило – жилое помещение.
Невдолги – вкоротки – Грандилевский: невдолги – вскоре.
На извол судьбы – Грандилевский: извол – произвол, самоуправство, необузданность.
Распустить нюни – Грандилевский: нюни – слезы.
3. Некоторые нарицательные слова родины Ломоносова на Урале стали корнями фамилий (но, может, пришли уже в фамилиях), и это тоже говорит о нашем родстве с холмогорцами. Приведу примеры спис¬ком, без этимологий: бажить – Бажовы, безматерной – Безматерных, вороп – Воропаевы, гусель – Гусельниковы, диуля – Деулины, жога – Жогины, заварзать – Заварзины, камка – Камкины, клепик – Клепиковы, кокора – Кокорины, кондырёк – Кондыревы, леги(о)стай – Легостаевы, маракуша – Маракушины. сивяк – Сивяковы, терпуг – Терпуговы, чухарь – Чухаревы.
4. Со времени моего знакомства с Владимиром Павловичем Бирюковым (1949 г.) я постоянно слышал от него увлеченный рассказ о происхождении уральских фамилий от топонимов русского Севера и от названий жителей по их родине. В центре повествования был, например, «гулящий человек», то есть пришелец, не оседлый, без рода занятий, «тотьменин», то есть из города или окрестностей Тотьмы Вологодской губернии, Першек Михайлов Мальцев – основатель д. Першаковой, Першиной – родины В.П. Бирюкова, и основатель д. Мальцевой и большого рода Мальцевых... Да, обширная география русского Севера, в том числе и родины Ломоносова, отражена на Урале и в Зауралье и в топонимии, и в фамилиях, и об этом пишут, говорят все краеведы.
В словнике словаря А. Грандилевского встречаются названия жителей по географическим названиям, и в них нетрудно увидеть наши фамилии:
Ваган, 1) житель побережья реки Ваги, впадающей в Северную Двину; 2) прозвище неповоротливым и тупоумным, невежливым и грубым, характеризующее и самих ваганов (с. 107). Вага в основе наших фамилий: Вагановы, Ваганины, Вагины, Важенины. У В.И. Даля в сборнике «Пословицы русского народа» есть присловье: У нас на Ваге и уха с блинами. Вагоне кособрюхие (Т.1, 1984 – С. 265). Моя бабушка, а затем мать при виде сборища людей всегда приговаривали: Шага да Вага, третья росомага, то есть равносмысленно поговорке «понаехало гостей со всех волостей».
Каргаполы, каргапольщина – жители Каргопольского уезда Олонецкой губернии, разъезжающие с калачами и иным товаром по ярмаркам (с. 166). Это – по г. Каргополю. Отсюда наши фамилии Каргаполовы, Каргапольцевы. У В.И. Даля есть присловье: Каргапольцы – чудь белоглазая, сыроеды (там же).
Корела – селение на правом берегу Северной Двины в 25 верстах вверх от Архангельска, служащее пунктом отдохновения приезжих в город людей (с. 175). Корела – это и этноним, и территория, закрепленная у нас в фамилии Карелиных.
Мезенец – житель Мезенского края (с. 195), река Мезень. Фамилии: Мезенцевы, Мезенины.
Низовец – житель низовья Северной Двины (с. 211). Фамилии: Низовцевы, Понизовцевы.
Холмогора, 1) город Холмогоры, 2) Холмогорский округ. Холмого¬ра, Холмогоры – жители города Холмогор, которым издавна дано имя заугольников по причине нелюдимости (с. 294). От этой местности наши фамилии: Колмогоровы, Колмогорцевы. У В.И. Даля есть присловье: холмгорцы – заугольники (смотрели на Петра І из-за углов) (Т. 1, 1984. – С. 265). Интерпретации здесь все безобидные, а на самом деле среди заугольников были и люди с дурным глазом, с всё видящим оком...
Шелехова – жители Шелексны в долинах Онежского края (с. 300). Фамилия Шелеховы.
А Грандилевский не написал ничего об архангелогородцах: а у Даля есть интересное присловье: архангелогородцы – шанежники, шаньга кислая (Т. 1, 1984. – С. 265). Уральцев всех можно назвать шанежниками...
Для подкрепления «северной теории» нашей породы можно было бы упомянуть еще многие и многие топонимы – апеллятивы наших фамилий: Белых, Ветлугины, Вологжанины, Вяткины, Двинятиновы, Кайгородовы, Кевролетины, Кайгородцевы, Кокшаровы, Кокшарских, Колчеданцевы, Лузенины, Печерских, Пинегины, Сысолетины, Тоболкины, Тотьмяковы, Усольцевы, Устюговы, Устюжанины, Устьцелемовы, Чегодаевы, Черданцевы, Юговы, Южаковы. Есть у нас и фамилия Ломоносовы... Но все это уже другая тема, для другого раза.
5. 3а говорами Урала и 3ауралья закрепилось классификационное отнесение их к говорам вологодско-вятской группы. Поскольку Вологодская и Вятская губернии соседствуют с Уралом, а говоры Урала и 3ауралья по территориальным источникам неоднородны, то к некоторым их островкам определение вологодско-вятские может быть верным. Но безусловно и то, что некоторые уральские, особенно восточно-приуральские, зауральские говоры могут быть и даже должны быть отнесены к говорам архангело-новгородским. Я не стремлюсь здесь к доказательствам, но сколько мне пришлось слышать уральцев-зауральцев и читать исследования о их говорах, я сказал 6ы, что диалектный и вообще языковой субстрат Урала и 3ауралья, да и Сибири, архангело-новгородский!
Общепризнанным фактом является то, что первые и непервые поселенцы на Урале были с Севера-Запада России. Но Северо-Запад велик: это Архангельская, Новгородская, Вологодская, Вятская губернии, даже Тверская и Ярославская, так что закономерен вопрос, откуда же по преимуществу? Или распределение равномерное? Фактически равномерность, конечно, невероятна, но преимущества заметны.
Во-первых, древним путем проникновения европейцев за Камень был путь северный, который, вполне вероятно, ближе был архангельцам и новгородцам. Вятичи рядом с Уралом, но туда им не было дорог, а если и были, то – до Приуралья. Тем более это касается вологодцев.
Во-вторых, если утвердиться во мнении, что северяне – архангельцы-новгородцы проникли на Урал (за Урал) и первыми стали его обживать, рубить жилье, строить поселенья, то, естественно, они именно и создавали этнический, значит, и языковой субстрат, и все, кто подселялся или поселялся позже, ориентировались всесторонне, в том числе и по языку, уже на тех, кто обоснования до них. И если вологодцы, вятичи пошли на Урал (за Урал) по его середине или низу, по новым путям, язык их был, в целом, суперстратным, наслаиваемым, внедряющимся.
В-третьих, на Урал и за Урал – эти два процесса переселения нельзя смешивать: на Урал – это процесс преимущественно (!) архангело-новгородский, а за Урал – это процесс широкий, общий, с доминантным участием вологодцев и вятичей. Были, конечно, уже и переселенцы из центральных и даже южных губерний России. Это все отражено и в топонимии, и в фамилиях, хотя определяющей роли этому языковому материалу придавать нельзя: Россия в ХVІІ веке была уже фамильной, патронимической.
В-четвертых, на Урал и за Урал (на и за) – это типичная волна дви¬жения переселенцев (сравн. американские волны на Запад), но на Урале было еще и движение народов с Севера на Юг (сравн. американские Юг и Север), то есть переселение из Перми на Средний и Южный Урал, и, конечно, на южное Зауралье. Об этом тоже есть топонимические и фамильные свидетельства, чему есть подтверждение близкое: мама моя – из деревни Усольцевой (Усолье Камское), фамилия её пермская – Теплоухова, а исконно деревня называлась Сукиной, по фамилии Сукина, основателя деревни, он же основатель Тюмени; Усольцевы и Теплоуховы пришли в деревню позднее...
6. Теперь о том, что ближе к теме очерка – язык родины Ломоносова, то есть Холмогор, на Урале. Еще оговорюсь: я не стремлюсь доказывать, что весь язык Урала – холмогорский, есть, конечно, острова и даже массивы иной региональной ориентации (например, говоры горного Южного Урала), я ориентируюсь на Холмогоры в связи со знакомыми мне говорами... Для окончательных выводов, которые мне хотелось бы предварить сейчас, необходимы и архивные, и исторические, и лингвистические обоснования уральско-зауральского этноса. Я же пока располагаю только результатами наблюдения над имеющимися словарями. По Северу России есть 6 словарей. По алфавиту:
Васнецов Н.М. Материалы для объяснительного словаря вятского говора. – Вятка, 1908.
Герасимов М.К. Словарь уездного череповецкого говора. – СПб, 1910.
Грандилевский А.Н. Родина Михаила Васильевича Ломоносова. Областной крестьянский говор. – СПб, 1907.
Куликовский Г.И. Словарь областного олонецкого наречия. – СПб, 1898.
Подвысоцкий А.О. Словарь областного архангельского наречия в его бытовом и этнографическом применении. – СПб, 1895.
Словарь вологодских говоров. Редактор Т.Г. Паникаровская. – Вологда, 1983-1990 (А-О).
Самым «уральским» из этих словарей является крестьянский (!) словарь языка родины Ломоносова – А.Н. Грандилевского.
По Уралу есть три капитальных словаря – Акчимский, Соликамский и по Среднему Уралу (не считая словарики Ф.А. Волегова, Н.П. Ночвина и С.А. Старцевой). Сравнение словников этих словарей с картотекой словаря языка моей мамы (архангело-новгородской «пермячки») убеждает в органической близости ее языка говорам Перми – начальной родины уральского русского этноса.
УДК 808.2 + 908
ББК 81. 2 Рус + 26. 891 (235.55)
Т 41
Тимофеев В.П. Избранные статьи / Сост. и отв. ред. С.Б. Борисов. – Шадринск: ШГПИ, 2004. – 119 с
Настоящее издание включает избранные работы зауральского литературоведа и краеведа В.П. Тимофеева. Адресовано специалистам в области лингвистики, истории, литературоведения, преподавателям и студентам вузов, краеведам, учителям школ.
Материалы печатаются в авторской редакции.
© Шадринский государственный
педагогический институт, 2004
ISBN 5-87818-353-6
|
|
|
| Опубликовано: 24.04.08 09:18 |
Рейтинг записи: 0
|
|
|
|
|
|
|
Заблокирован
Форумянин с 04.10.07
Сообщений: 2727
Откуда: Санкт-Петербург
|
В глубь веков
Последовательное археологическое изучение архангельского Севера было начато во второй половине XIX – начале ХХ в. В советское время научный поиск не только получает дальнейшее развитие, но и характеризуется глубоким конкретно-историческим подходом к проблематике первобытной и средневековой истории на базе марксистско-ленинской методологии.
На территории Архангельской области выявлено около пятисот археологических памятников. В последние годы значительно расширился круг участников исследования археологических древностей. Однако на археологической карте Архангельской области еще много «белых пятен»...
Заселение территории архангельского Севера началось, вероятно, в эпоху древнекаменного века. Палеолитические стоянки обнаружены в бассейне реки Печоры, около Полярного круга. Это следы древних охотников на мамонта и шерстистого носорога. На карте области отмечено множество пунктов находок палеозоологического материала – кости мамонта, овцебыка, шерстистого носорога, а вот орудий труда палеолитического человека почти не обнаружено, исключение составляют единичные находки в среднем течении Северной Двины (дер. Ступино и Ичково) .
Достоверные сведения о пребывании человека на архангельском Севере относятся к эпохе мезолита, ко времени окончательного отступления валдайского оледенения (X - IX тысячелетия до н. э.). Памятники эпохи мезолита в пределах области немногочисленны. Один из них находится на реке Явроньге, недалеко от Карпогор. В нижнем слое стоянки «Явроньга 1» (так назвал памятник Г. М. Буров, открывший его) обнаружены наконечники стрел, изготовленные из небольших кремневых пластинок, а также угловые резцы и концевые скребки - характерный набор орудий эпохи мезолита. Стоянка Явроньга датируется IX-VII тысячелетиями до н. э. К этому времени относятся стоянки на реке Кокшеньге, открытые в 1977 г. А. Я. Мартыновым, а также находки в Большеземельской тундре (Г. А. Чернов) и в бассейне Северной Двины (И. В. Верещагина). Более поздним временем датируется стоянка Нижнее Веретье в Каргополье, где наряду с кремневыми изделиями найдены костяные гарпуны и наконечники стрел (М. Е. Фосс, А. Я. Брюсов, С. В. Ошибкина) .
Значительную и более многочисленную группу археологических памятников составляют стоянки охотников и рыболовов эпохи неолита, медно-бронзового и железного веков (IV-I тысячелетия до н. э.). Наиболее известные памятники: Галдарея I, II и III, Зимняя Золотица, Ненокса, Красная Гора, Могильники, Усть-Яренга (дюнное Беломорье) Кузнчиха и Орлецы (в низовьях Северной Двины), Явроньга и Ковозеро (бассейны Пинеги и Северной Двины), Печорская стоянка около Нарьян-Мара и т. д.
Хозяйство первобытных племен архангельского Севера характеризуется примечательным фактом - выходом охотников и рыболовов на морское и океаническое побережья. Складываются своеобразные археологические культуры, отражающие процесс расселения древних племен - предков современных народов Севера. Суровые природные условия и малоплодородные почвы не создавали необходимых предпосылок для развития земледелия и скотоводства на Севере в эпоху неолита и раннего металла. Однако хозяйство агонеолитических племен («аго» - охота) заметно прогрессирует: с веками и тысячелетиями совершенствуются способы лесной и морской охоты, приемы рыбной ловли, развивается техника изготовления каменных орудий, разнообразнее становится хозяйственная утварь, появляются и получают распространение орудия из металла, усложняется мировоззрение первобытных охотников и рыболовов.
Несомненный интерес представляют памятники первобытного искусства архангельского Севера. К ним относятся рисунки на стенах грота около деревни Курга в Пинежском районе Архангельской области. Продолжается изучение каменных лабиринтов Соловецкого архипелага; вместе с другими культовыми памятниками Соловков они образуют древние святилища и датируются II-I тысячелетиями до н. э., возможно, 1 тысячелетием н. э.
В X-XIII вв. в Беломорье и бассейн великих северных рек проникают славяне. Средневековые памятники археологии (городища, селища и могильники) изучены слабо. Исключение составляет Ленский район Архангельской области, территория которого входила когда-то в состав Перми Вычегодской. Здесь обнаружен могильник вымской археологической культуры. Интересный могильник XI-XII вв. раскопан О. В. Овсянниковым около деревни Корболы на реке Ваге.
За последние годы исследованы некоторые группы средневековых городищ, прежде всего важские и двинские. Вопрос хронологии и этнической принадлежности этой группы памятников имеет принципиальное значение для изучения процесса освоения северных территорий славянским населением. Сведения письменных источников (Устав Новгородского князя Святослава 1137 г.; летописные сведения) и археологические характеристики большинства известных науке городищ не дают никаких оснований считать их «чудскими» и датировать периодом ранее XIII в. Это позволяет рассматривать первоначальный процесс освоения славянским населением северных земель по Онеге, Северной Двине и ее притокам как мирный процесс и связывать появление укрепленных поселений с совершенно иной, более поздней эпохой и с другой военно-политической обстановкой на Севере. Таким образом, памятники, ранее считавшиеся «чудскими», хронологически относятся к двум периодам - XIII-XV вв. и XVII в. Обследование городищ по Ваге, Вели, Устье, Кокшеньге, проведенное А. В. Никитиным, показало, что большинство из них лишено культурного слоя или его мощность весьма незначительна и что это - городища, служившие временным убежищем в тревожное время. Интересные результаты принесли раскопки древнейшего городища Среднего и Нижнего Подвинья - Орлецкого. На реке Ваге, в 17 км к северу от Шенкурска, изучен недавно Пинежский городок - укрепленная усадьба новгородского боярина Василия Степановича (середина ХУ в.). Археологическое обследование Емецкого городка ХV в. позволило детально определить конструкцию деревянно-земляных сооружений оборонительной системы крепости-городка, который, кроме того, являл собой начальный этап городской жизни на средневековом Севере.
Археологи и историки добились в последние годы существенных результатов благодаря комплексному изучению археологических памятников и письменных исторических источников. В поле зрения ученых находятся многочисленные средневековые памятники: пинежские, важские, холмогорские, онежские и двинские городища, острожные замки на Мезени, Пустозерск на Печоре, Соловецкий кремль, посады и остроги Каргополя, Шенкурска, Холмогор, Архангельска.
Археологическое изучение архангельского Севера продолжается.
А. Куратов
|
|
|
| Опубликовано: 21.05.08 13:33 |
Рейтинг записи: 0
|
|
|
|
|
|
|
Заблокирован
Форумянин с 04.10.07
Сообщений: 2727
Откуда: Санкт-Петербург
|
Пустынька
Первое летописное упоминание Благовещенской Емецкой пустыни относится к 1592 году. Однако известно, что уже в начале 16-го века эти места посетил инок Пахомиевской Кенорецкой пустыни Антоний, подыскивавший место для своего будущего монастыря. Для братии Емецкой пустыни Антоний написал икону Благовещения (перевезенную впоследствии в Благовещенскую церковь села Турчасово и утраченную во время пожара вместе с ней уже в наши дни) и отправился на свои поиски далее.
Первое место для своего будущего монастыря он нашел, по легенде, у слияния Емцы и Шелексы, где-то в 25 км от нынешней Пустыньки на месте современного поселка Савинский. Но, не поладив с местными жителями, которые не без оснований боялись, что новый монастырь заберет их земли, он отправился дальше и основал дошедший до наших дней монастырь на Михайловском озере. Озеро это находится в нижнем течении маленькой речки Сии, по которой и монастырь, и его основатель получили прозвание Сийский.
Среди возможных дат основания Емецкой пустыни в литературе упоминаются и первая половина 15-го и даже конец 14-го века. Что же явилось причиной возникновения обители в месте столь глухом и отдаленном? Ответ на этот вопрос подсказывает обычная географическая карта. Дело в том, что здесь, всего лишь в 4 километрах от реки Онеги, рождается маленькая речка Емца, текущая в перпендикулярном направлении и впадающая вовсе не в Онегу, а совсем наоборот - в Северную Двину! Товарищи Новгородцы, хоть и не владели современными картами, но со всей своей тягой к колонизации обладали исключительным чутьем на подобные перемычки. По некоторым данным Емецкий волок был разведан уже в 11-м веке! И обустройство в его начале укрепленного опорного пункта выглядит шагом очень разумным.
Следует сказать, что места эти были заселены с незапамятных времен. В результате археологических исследований здесь была обнаружена стоянка первобытного человека датируемая II-I тысячелетием до нашей эры. В I тысячелетии нашей эры места эти были заселены угро-финским племенем емь или ямь. Именно этому племени обязана своим названием река Емца, а ей, в свою очередь, и волок, и монастырь.
Вернемся к последнему. Судя по документам конца 16-го века, монастырь к этому моменту уже давно вел активную деятельность. Его стараниями были сделаны мосты и гати, за проезд по которым взимался дорожный сбор. В начале 17-го века пустынь владела землями и промыслами на четыре версты вверх по реке и на пять верст вниз по реке (до порога Большая голова). В Смутное время (1616 год) монастырю досталось от польско-литовских захватчиков - были убиты почти все монахи, а оставшиеся в живых влачили потом жалкое существование.
Расцвет Ямецкой пустыни связан с именем иеромонаха Павла, управлявшего обителью в 1718-1741 гг. Монастырь всегда был деревянным, старая церковь Благовещения к тому времени обветшала, и на ее месте в 1719 году была построена новая двухпрестольная церковь. Нижний (теплый) храм был посвящен Благовещению, а верхний (холодный) - Вознесению. Церковь - высокий четверик, с одним алтарем и достаточно редким для культового строения завершением основного объема - простой бочкой. Такая же бочка, только меньшего размера, завершает и пятистенную апсиду. К четверику примыкает большая трапезная. Известно, что подобные храмы стояли в Елгомской пустыни Каргопольского уезда и в деревне Филипповской на Почозере (этот храм сохранился до нынешних времен, потеряв, правда, саму бочку). Часовни с таким завершением стояли на Ольховском погосте и в деревне Нижний Макромус (Маркомус) в нескольких километрах от Пустыньки. На сегодняшний день Пустыньская церковь - единственная целиком сохранившаяся постройка такого типа.
После недолгого расцвета обители, оставившего нам Благовещенскую церковь, дела монастыря опять пошли не самым лучшим образом, и в середине 18-го века он был приписан сначала к более крупной Елгомской пустыни, а потом к Спасо-Каргопольскому монастырю и вскорости был упразднен и обращен в Ямецкий приход. Приходской Пустыньская церковь пробыла до конца 19-го века, а в 1896-97 гг. при ней была образована женская община, ставшая впоследствии монастырём, прожившим, опять же, не самую счастливую жизнь - его закрыли по понятным причинам в 1920 г. Последняя насельница монастыря, как говорят местные жители, похоронена на лесном кладбище (старое кладбище было, по традиции, у церкви, а новое вынесено за пределы поселка).
Некоторое время храм пустовал. В 60-х гг. 20-го века в поселке был устроен уже упомянутый психоневрологический интернат. Церковь была принята на баланс и использовалась как склад. Возможно, это спасло её от быстрого разрушения.
За время своей жизни здание подвергалось как минимум одной значительной переделке - в конце 19-го века была построена ныне существующая трапезная и крыльцо. Храм стоит на высоком подклете, и, чтобы попасть внутрь, надо подняться по лестнице, каждая ступень которой - толстенный брус примерно 20х20 см, хорошо отполированный ногами тех, кто жил здесь в течение последних ста лет. Внутри сохранился потолок-небо из 16 граней, выкрашенных в "небесно-голубой" цвет, а на промежуточных выбеленных тяблах нарисованы восьмиконечные звезды. Особого упоминания заслуживают двери - низкие, тяжелые, с кое-где сохранившимися старыми коваными замками. Раньше тесовая обшивка церкви периодически выкрашивалась в белый цвет, последний раз ее белили в 1980 г. Сейчас же это делать просто некому, краска осыпалась, и за последнее время стены приобрели удивительный серебристо-серый оттенок.
Совершенно великолепен вид из окна трапезной на закат над Онегой, сопровождаемый звуком клокочущей и бурлящей воды - ощущение полета, не сходя с места, гарантировано.
За Пустынькой, вниз по течению, начинаются самые большие онежские пороги. С ними связана особая веха в истории селения – Пустынька была последним относительно спокойным местом, где останавливались люди перед трудным участком пути. К сожалению, в 20-м веке, когда Онега стала использоваться для лесосплава, самые крупные преграды были взорваны и сейчас подвиг предков повторить в полной мере трудно. Лишь звучные имена порогов напоминают об их былом величии: Дикая пьяница, Медвежьи зубы, Медвежья голова, Косуха, Сундук с крышкой и, самый опасный, - Большая голова.
В завершение рассказа о Пустыньке остается упомянуть ещё одну небольшую постройку, которую можно сразу и не заметить, а через несколько лет она может совсем исчезнуть с лица земли. На берегу приютилась наполовину распиленная на дрова изба. Если внимательно посмотреть изнутри на оставшиеся стены и потолок, то становится ясно, что все обои, пейзажи на стенах, плафон - расписаны вручную. Здесь, в этом доме, жил художник Григорий Колодяжный, человек со сложной судьбой - просто так художники в столь отдалённых местах не появляются.
Так постепенно исчезает, зарастая высокой травой, ещё одно древнее северное поселение, хотя, кто знает - может, это место заживет еще какой-то новой жизнью. Но будет ли она лучше предыдущей...
--------------------------------------------------------------------------------
по материалам сайта http://www.isles.ru/spots/pustynka.html
Прикрепленный файл:
|
|
|
| Опубликовано: 10.01.09 18:42 |
Рейтинг записи: 0
|
|
|
|
|
|
|
Заблокирован
Форумянин с 04.10.07
Сообщений: 2727
Откуда: Санкт-Петербург
|
Нашел интересную статью в ЖЖ. Пишет пользователь vazhskiy's.
http://community.livejournal.com/russkij_sever/817791.html
Но еще более интересна рецензия на эту статью пользователя kaninskiy
Из книги Экология помора. В.В. Лисниченко, Н.Б. Лисниченко. Архангельск: «Правда Севера», 2007.
Тираж книги – 1000 экземпляров. Объём – менее 100 страниц. Куплена была в Вельске в случайно обнаруженном мной магазине при городской типографии, в конце июля этого года. Вероятно, я ещё вернусь к её содержанию, ибо представленные там данные вызвали у меня немалый интерес, так как отличаются от общепринятых мнений и позволяют сделать некоторые обобщения, выходящие далеко за рамки истории поморов. Разумеется, с моей дилетантской точки зрения.
КРАТКАЯ ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА СОБЫТИЙ, ОКАЗАВШИХ ВЛИЯНИЕ НА РАЗВИТИЕ ПОМОРСКОГО СУБЭТНОСА
1032 г. Поход новгородского «ватамана» Улеба при великом князе Ярославе за «Железные ворота». По словам летописца, «обратно их мало приде».
1137 г. Устав Святослава Олеговича, содержащий перечисление 12 погостов по Северной Двине, Пинеге и Онеге.
1187 г. Новгородские сборщики дани (ясака) были перебиты местным населением в Печоре и за Волоком.
1193 г. Новгородская рать во главе с воеводою Ядреем во время похода за Урал (в Югру) разгромлена югорскими князьями. Спаслись только 80 новгородцев.
1216 г. Первое упоминание в Новгородской I летописи о зависимости коренного населения Кольского полуострова — карел и лопарей от Новгорода.
1227 г. Князь Ярослав Всеволодович крестил «множество корел» в Заволочье.
1251 г. Первый русско-норвежский договор, установивший границу в районе Печенгской губы.
1271, 1279, 1302, 1303 гг. Морские военные походы новгородцев с Северной Двины в Норвегию.
1316 г. Поход русских на север Норвегии. Разорение провинции Гологоланд, «причинив великий вред и в других местах».
1323 г. Разорение русскими поселений на западном побережье Норвегии.
1326 г. Заключение мирного договора с Норвегией. Разрешение норвежским купцам плавать к устью Северной Двины.
1342 г. Основание новгородскими ушкуйниками на Северной Двине каменной крепости Орлец.
1397 г. Первое упоминание погоста Нёнокса в уставной грамоте великого князя московского Василия I.
1398 г. Первое упоминание Унского селения в уставной грамоте великого князя московского Василия I.
1397 г. Московский князь Василий I на короткий период овладел Двинской землей.
1398 г. Новгород вернул контроль над Двинской землей.
1398 г. Осада, штурм и уничтожение Орлецкой крепости новгородским войском.
1410 г. Основание Николо-Корельского монастыря.
1412 г. Военный поход на норвежские поселения на Мурмане. «Заволочане ходиша войною на мурманы, по новгородскому велению, с воеводою Яковым Степановичем и провоеваша мурман».
1419 г. Нападение скандинавов на беломорское побережье. Разорение Николо-Корельского монастыря и 11 погостов Заволочья.
1436 г. Основание Соловецкого монастыря.
1445 г. Нападение шведов из Лапландии на Нёноксу. «Неноксу воевали и пожгоша и людей иссекоша, а иных в полон поведоша».
1448 г. Разгром двинянами шведов на подступах к Нёноксе.
27 июня 1471 г. Решающее сражение за Двинскую землю. Московский отряд в составе четырех тысяч воинов разгромил двенадцатитысячное новгородское войско у р. Шеленьги (впадение Ваги в Двину).
1471 г. Восстановление Марфой Борецкой разоренного в 1419 году скандинавами Николо-Корельского монастыря.
1478 г. Присоединение Двинской земли к Московскому государству. Ликвидация на Севере боярских вотчин. Объявление живших на боярских землях крестьян государственными «сиротами великого государя московского».
1496 г. Морское путешествие посланника Ивана III Григория Истомы из устья Северной Двины в Данию.
1496 г. Поход устюжских и двинских дружин под руководством воевод Ивана Ляпуна и Петра Ушатых на север Норвегии. «Добра поймали много, а полону бесчисленно».
1497 г. Возвращение морем из Дании русского посольства. Прибытие на Двину посла датского короля.
1500 г. Морское путешествие посланников Ивана III Третьяка Далматова и Юрия Мануйлова из устья Северной Двины в Западную Европу.
1517 г. Прибытие морским путем на Северную Двину австрийского посла.
1552 г. Начало официальной регистрации в приходно-расходных книгах Николо-Корельского монастыря ежегодных походов промышленников и монахов на Новую Землю.
1553 г. Плавание Ричарда Ченслера. «Открытие» англичанами Русского Севера.
1555 г. Первое упоминание Солзенской слободки в документах Николо-Корельского монастыря.
1556 г. Государственная реформа земского самоуправления. Отмена наместничества. Передача функций управления Двинской землей от московских наместников к выборным головам. Развитие самоуправления, на местах власть передавалась в руки посадских и волостных земских представителей в лице выборных голов, старост и приказчиков.
1559 г. Основание Пертоминского монастыря.
1584 г. Строительство Ново-Холмогор (после 1613 г. — Архангельск).
1600 г. Получение царской жалованной грамоты о «дозволении Пенежским и Мезенским промышленным людям промышлять и торговать с самоедами мягкой рухлядью...».
Сентябрь 1612 — март 1614 гг. Разорение пришедшими по Ваге и Северной Двине разбойничьими отрядами поляков, литовцев и казаков-предателей, служивших в войсках польского гетмана Ходкевича, Николо-Корельского монастыря, Нёноксы, Уны, Луды и других приморских поселений вплоть до Сумского острога.
Декабрь 1613 г. Осада шайками польско-литовских интервентов Холмогор. Интервенты отбиты от Холмогор и, не решившись штурмовать, обошли Архангельск стороной и приступили к разорению поморских поселений на побережье.
1614 г. Разорение интервентами Николо-Корельского монастыря. «Литовские люди «черкесы» монастырские промыслы и вотчины повоевали и разрушили до основания».
1620 г. Указ царя Михаила Федоровича об организации в летнее время сторожевых постов в Югорском шаре и на Матвеевом острове.
1627 г. Создание первого географического описания Русского государства — «Книги Большому Чертежу», содержащей главу «Роспись поморским рекам берегу Ледовитого океана».
1637 г. Упразднение Соловецко-Сумского воеводства. Игумен Соловецкого монастыря стал совмещать духовную и военную власть, превратившись в «северного воеводу» — факт в русской истории редчайший.
25 июня 1701 г. Сражение с шведской эскадрой у Новодвинской крепости, в котором шведы потерпели поражение.
1764 г. Секуляризация монастырских земель. Передача монастырских вотчин в Коллегию экономии.
Лето 1808 г. Нападение английской эскадры на о. Кильдин.
Лето 1809 г. Захват англичанами Колы, крейсирование у Мурманского побережья. Нападения на русские суда, воспрепятствование промыслу.
Лето 1854 г. Блокада Архангельска английской эскадрой. Обстрелы и разорение англичанами поморских поселений (Сол-за, Лямца, Пушлахта, Кандалакша, Ковда, Кереть). Попытка овладеть Соловецким монастырем.
Лето—осень 1855 г. Широкомасштабное нападение англофранцузской эскадры на города и селения Поморья.
1877 г. Организация постоянного промыслового становища в Малых Кармакулах на Новой Земле.
ВЛИЯНИЕ ПРИРОДНО-КЛИМАТИЧЕСКИХ ФАКТОРОВ И СОЦИАЛЬНОГО ОКРУЖЕНИЯ НА ФОРМИРОВАНИЕ СУБЭТНОСА ПОМОРОВ ЕВРОПЕЙСКОГО СЕВЕРА
Приступая к рассмотрению данного вопроса, следует определиться, кто такие поморы в географическом и историческом аспектах.
Современные поморы и их потомки проживают на территории Архангельской и Мурманской областей, а также частично на востоке Карелии (беломорское побережье), в Республике Коми и Ненецком округе (в нижнем течении Печоры).
Особенностью данной группы является общность их происхождения, места обитания, а также общность динамического стереотипа поведения, нашедшая свое отражение в культурных традициях поморского субэтноса. Предки поморов — восточные словены, выходцы из Великого Новгорода, прошедшие в XI—XV веках по долинам рек Онеги и Северной Двины к побережью Северного Ледовитого океана и заселившие эти места.
Следует ответить на вопрос: почему новгородцы пришли и остались на берегах Ледовитого океана? Путь «из варяг в греки» был освоен, и они, вслед за дружинами норманнов, могли расселиться на юг вплоть до Константинополя. В истории известна попытка Святослава закрепиться на территории нынешней Болгарии, в Переяславце на Дунае. В домонгольский период Дикое поле в значительной степени контролировалось русскими князьями, и такие предприимчивые люди, как новгородские ушкуйники, не раз поддерживавшие своими мечами претендентов на киевский престол, вполне могли найти и отвоевать себе край побогаче и потеплее. Возникает естественный вопрос: почему же их экспансия была направлена на дикий северо-восток, а не на благодатный юг?
В значительной степени это определяется динамическим стереотипом поведения.
Можно предположить, что, колонизируя Север, новгородцы искали и осваивали территории, схожие по своему ландшафтному построению с их родиной. Территория Великого Новгорода — боярской республики «трехсот золотых поясов» — располагалась вокруг озера Ильмень, соединенного рекой Волхов с Ладожским озером, а через Неву — с Балтийским морем и Онежским озером. Густые хвойные леса, заболоченные междуречья, развитая речная сеть, ледниковые формы рельефа, скудные почвы, ограничивающие развитие земледелия. Такое описание ландшафта хорошо подходит и к берегам Ладожского озера, и к побережью Онежского озера. Ландшафтное сходство территорий очевидно — новгородцев привлекают на Севере крупные проточные водоемы, богатые рыбой и водоплавающей птицей, на берегах которых раскинулись густые леса с «красным» зверем и боровой дичью. Если двинуться дальше на север, то откроются просторы Белого моря, в которое впадают крупные реки — Онега и Северная Двина, само же море соединено с океаном сравнительно узким горлом, то есть Белое море тоже можно условно рассматривать как своеобразный внутренний проточный водоем.
Следует особо подчеркнуть, что новгородцев привлекали именно транзитные системы «река—море—океан», «река—озеро—река». Если бы первопроходцы селились просто по берегам богатых рыбой озер, то направление колонизации должно было быть частично ориентировано на территорию нынешних Карелии и Финляндии, где малочисленное угро-финское население позволяло сравнительно бесконфликтно провести колонизацию края, а сотни тысяч богатых рыбой водоемов (в одной только Финляндии около 1 миллиона озер) надежно обеспечивали продовольственную базу. Нет сомнения в том, что при колонизации северных территорий новгородцы придерживались определенного стереотипа при выборе новых мест для поселений. На формирование стереотипа повлияло то, что Господин Великий Новгород стоял на транзитном пути «из варяг в греки», и новгородцы хорошо понимали всю выгоду своего экономико-географического положения и пользовались этим. Осваивая Север, новгородские ушкуйники старались селиться на транзитных путях, в районах пересечения транспортных потоков, в местах слияния рек или их впадения в море. Обращает на себя внимание выбор места для расположения первых погостов — становищ в Заволочье. По уставу Святослава Ольговича 1137 года перечисляются следующие погосты: Усть-Вага (на месте впадения Ваги в Северную Двину — контроль за двумя крупными реками), Усть-Емецк (впадение Емцы в Северную Двину), Пинега (нынешнее село Усть-Пинега, расположенное недалеко от места впадения Пинеги в Северную Двину), погост на Тойме, погост на Вели, погост на Моше, Вонгудов (нынешняя станция Вонгуда, место впадения р. Вонгуды в Онегу). Все 12 погостов-становищ, перечисленных в уставе 1137 года, размещаются в местах слияния двух или нескольких рек, очевидно, что случайностью это быть никак не может.
Классика «транзитного» новгородского типа заселения — старинный город Каргополь, расположенный на берегу озера Лача в месте выхода из озера реки Онеги.
Следует отметить, что контроль над водными путями Поморья в первые века освоения Севера имел больше военно-политическое значение, нежели экономическое. Первый корабль с товарами из Европы пришел только в XVI веке, а до этого контроль за водными артериями был необходим в основном для того, чтобы не допустить на Севере усиления постороннего влияния, в первую очередь московского и вятского.
После того, как сформировалась устойчивая система морского промысла и укрепились торговые связи с Европой, города стали строиться в устьевых частях северных рек. Возникли Архангельск на Северной Двине, Онега, Мезень на реках с одноименными названиями.
Обращает на себя внимание тот факт, что поморы отличались мирным и доброжелательным нравом и терпимостью. Однако на ранних этапах формирования субэтноса характерна определенная агрессивность.
Новгородцы принимали участие в совместных походах с викингами, привлекаемыми в качестве наемников в борьбе между северными и южными княжествами, в междоусобных войнах русских князей, участвовали в набегах на соседние земли. Военно-грабительские экспедиции, походы за данью на Север были одним из дополнительных источников обогащения Новгородской республики наряду с торговлей, развитием ремесел, земледелием, пушным и рыбным промыслами. Очевидно, что подобный стереотип поведения был во многом усвоен от викингов, которые часто посещали Новгородскую землю, подолгу жили в ее городах, зарабатывали на жизнь ратным трудом. Участие боярских детей и рядовых новгородцев в походах позволяло правящему сословию решать демографические проблемы. Таким образом, новгородские бояре и купцы избавлялись от недовольных, беспокойных людей и решали проблему перенаселенности территории. «Триста золотых поясов» столетиями управляли Новгородской землей. Несмотря на то, что численность населения государства росла, личные владения бояр не дробились. Подобно европейским рыцарям, которые покидали Европу и уходили в крестовые походы на завоевание Иерусалима, младшие дети новгородских бояр с дружинами ушкуйников (ватагами) отправлялись на освоение новых земель — колонизацию Европейского Севера (в Заволо-чье, в Югру, за Камень). Это делалось для того, чтобы они отправлялись на освоение новых земель и не претендовали на владения своих старших братьев, не порождали междоусобных смут, чтобы не возникало перенаселение на освоенных территориях.
О сроках массового переселения новгородцев в Заволочье можно судить по некоторым косвенным историческим событиям.
В 1390—1424 годах отмечается период непрерывных эпидемий, охватывавших все западнорусские государства — Новгород, Псков, Смоленск, Тверь. В 1419—1422 годах, четыре года подряд, в Новгородской земле наблюдается сильнейший неурожай. Отмечается выпадение раннего снега (15 сентября) и чудовищный голод в Новгородской земле. За 55 лет (1372—1427 гг.) население Новгорода из-за эпидемий сократилось на 89 тысяч человек. Проведенная в 1431 году перепись населения Новгорода выявила 110 тысяч человек тяглых людей, а все население Новгородской республики, считая детей, женщин и включая население колоний, составило около полумиллиона человек.
Исходя из вышеперечисленного, становится очевидным, что в условиях чудовищного голода и эпидемий, охвативших в начале XV века земли метрополии, должно было начаться переселение части новгородцев в Приморье, экономическое развитие которого определял морской промысел, а не сельское хозяйство.
Сравнительно малая плотность населения, отдаленность поселений, отсутствие удобных транспортных путей затрудняли распространение эпидемий на Двинских землях, увеличивая шансы колонистов на выживание.
Оказавшись на новом месте, эти люди сохраняли обычаи и воинские традиции Господина Великого Новгорода.
«Отхожий» военно-грабительский промысел новгородских колонистов наблюдается в период активного освоения Севера. В XI—XIV веках с берегов Северной Двины ватаги новгородских ушкуйников совершают успешные походы в Югру для сбора дани с местного населения, летописи повествуют о том, что зачастую такие походы заканчиваются кровопролитными стычками с местными племенами.
В XIV веке жители Орлецкого городка совершают поход на юг, где грабят и сжигают город, принадлежащий Волжской Булгарии, чем вызывают недовольство правителей Золотой Орды.
Особое место в истории Поморья занимает малоизвестная, но длительная и изнурительная война за установление господства над северным побережьем Кольского полуострова, причем агрессором выступила русская сторона. В устье Северной Двины было сформировано несколько военных экспедиций, которые систематически уничтожали скандинавские поселения за Полярным кругом. Военные походы на север Скандинавии состоялись в 1271, 1279, 1302, 1303, 1316, 1323 годах и на какое-то время были прекращены только после того, как в 1326 году был заключен мирный договор между двумя государствами. Причем главная цель военных экспедиций заключалась в том, чтобы очистить северное побережье от поселений норвежских промышленников и рыбаков, уничтожив их жилища, а население угнав «в полон». В результате активных военных действий граница русского государства на Севере отодвинулась на запад. Во времена правления Ивана III часть нынешних норвежских земель была заселена русскими промышленниками. Это еще раз служит косвенным подтверждением того, что новгородцев интересовали вполне определенные места обитания - морские побережья, фьорды, устьевые части рек, впадающих в морские заливы.
Краеведам широко известен исторический факт, повествующий о том, что иноземные пираты («мурманы») в 1419 году вошли в Белое море и разорили Никольский Корельский монастырь в устье Северной Двины, сожгли и разграбили находящиеся в дельте реки русские поселения, безжалостно истребив их обитателей. Данное событие почему-то не всегда соотносится с тем, что в 1411 году двинской воевода Яков Стефанович (Степанович) «по новгородскому веленью... повоеваша мурман» и вернулся из Скандинавии с богатой добычей. Буквально на следующий год (1412) жаждавшие мщения «мурманы» попытались проникнуть в Белое море, но были перехвачены в беломорском горле, где произошел встречный бой. Набег скандинавов в 1419 году — это месть, ответная акция, вызванная агрессивными действиями жителей Поморья.
Очевидны черты сходного поведения населения метрополии, каковой явилась Новгородская республика, и населения изолированных укрепленных городков, разбросанных по берегам северных рек и озер, которые проявлялись в характере выбора мест для расселения, системе построения взаимоотношений с местным населением. На первоначальном этапе освоения Севера колонисты строили свои отношения с окружающими зачастую «по новгородскому велению», а это не всегда носило мирный характер. Наряду с этим для поселенцев были характерны и отличительные особенности, определяемые новыми условиями среды обитания. Именно эти особенности и позволили в дальнейшем сформироваться поморскому субэтносу.
Пробившись непроходимыми лесами к берегам Северного Ледовитого океана, ватаги новгородских колонистов оказывались в окружении местных племен. Новгородцы вынуждены были налаживать отношения с угро-финским населением. Первоначальный, «героический» период колонизации сменялся постепенным освоением территории, налаживанием быта, созданием семей. Можно предположить, что изначально существовавший дефицит славянских женщин в мини-колониях (мини-колонии располагались на ограниченной территории, прилегающей к небольшим деревянным крепостям, занимаемым ватагами ушкуйников, состоящими из нескольких десятков или сотен человек) компенсировался за счет системы браков с местными женщинами. Формирование поморского субэтноса осуществлялось в процессе слияния новгородских поселенцев с карелами, коми, чудью. Очевидно, что поморы не смешивались ни с саамами, ни с ненцами. Таинственная «чудь заволоцкая» не исчезла, она просто изменилась, перейдя в новое качество, угрофинны и славяне под воздействием природных условий Севера сформировали субэтнос поморов.
При анализе «Устюжского летописного свода» невольно возникает интереснейшая тема. Разгром северного норвежского побережья в XIII—XIV веках сопровождался угоном «в полон» местных жителей. Можно предположить, что участие в походах двинян преследовало в качестве одной из личных целей захват и переселение на заволочские земли плененных женщин. «Полонянки» могли стать женами русских колонистов. Норвежские мужчины погибали в бою или скрывались в горах или фьордах, дома их уничтожались, а вот женщины и дети уводились «в полон» и навсегда поселялись в Заволочье. Рабства на Севере не знали, поэтому можно предположить, что пленные становились со временем членами семей поморских колонистов.
«Устюжский летописный свод» повествует: «В лето 7004 (1496 г.) ...добра поймали много, а полону бесчисленно. А ходили с Двины морем акияном да через Мурманский Нос».
Как это ни антипатриотично звучит в свете борьбы с норманнской теорией, но авторы полагают, что в формировании поморского субэтноса приняли участие скандинавы. Следовательно, в поморах может быть не только славянская и угро-финская, но и германская кровь, попавшая в Беломорье вместе с норвежскими «полонами» через женщин. Складывается интересный вариант: мужчины — новгородцы, женщины — норвежки, карелки или коми. Их дети унаследуют генетические и культурные черты сразу нескольких народов — славян, германцев и угро-финнов.
Проблема формирования северорусских культурных традиций взаимосвязана с концепцией К.В. Чистова о соотношении традиционных (первичных) и вторичных форм культуры. Анализируя возраст северорусской архаики, он пришел к выводу о том, что «большинство явлений, общих для всей северорусской зоны (типы жилища, традиционной женской одежды, общий характер обрядности и т. д.), восходят не к древнерусским племенным и даже не к древнерусским локальным традициям, а формировались относительно поздно (как правило в XIV—XV веках) и были исторически вторичны». Таким образом, можно с высокой степенью достоверности утверждать, что поморская культура стала формироваться на рубеже XIV—XV веков как некое независимое, самобытное явление.
|
|
|
| Опубликовано: 06.09.09 13:21 |
Рейтинг записи: 0
|
|
|
|
|
|
|
Заблокирован
Форумянин с 04.10.07
Сообщений: 2727
Откуда: Санкт-Петербург
|
А теперь ответ пользователя kaninskiy
Лисниченко (автор книги) всё конечно красиво пишет. Однако же научной основы его выводы не имеют, одни фантазии. И чего гадать - от кого произошли поморы? Давайте к генетикам обратимся.
http://vivovoco.astronet.ru/VV/JOURNAL/NATURE/04_07/RUSGENE.HTM
"Результаты анализа FST-дистаций, полученных на основании полиморфизма биаллельных локусов Y-хромосомы, также свидетельствуют о гетерогенности русских популяций. анализа всей совокупности ее характеристик следует, что лишь псковская и поморская популяции проявляют выраженное сходство с финно-угорскими и балтскими народами Северной и Восточной Европы. Подавляющее же большинство русских популяций по особенностям генетических структур образуют единый кластер вместе с такими славянскими народами, как поляки, украинцы и белорусы. У всех у них высока частота группы R1a, а группа N3 встречается с умеренной или даже низкой частотой. Эти же группы Y-хромосомы в псковской и поморской популяциях встречаются в обратной пропорции (как у финно-угорских и балтских народов): частота N3 повышена, а R1a - понижена.
Итак, мы выяснили молекулярно-генетическую структуру русского генофонда, правда, пока лишь в считанном количестве популяций. В целом она согласуется с результатами картографического анализа антропологических данных, ставшими основой гипотезы об истории формирования русского народа. Судя по всему, лишь на западе этнической территории русские представляют собой генетических потомков славян, в центральной части русский этнос сформировался за счет смешения славян и дославянского финно-угорского населения, а на востоке и в северной части ареала произошло только замещение дославянских языков и культуры славянскими".
http://slavanthro.mybb3.ru/viewtopic.php?p=44952#44952
"По разным генам получается по-разному. По Y-хромосоме (отцовская линия), население Русского Севера одинаково похоже и на финнов, и на эстонцев, и на мордву - на тех, кто говорит на финно-угорских языках. А вот с германоязычной Скандинавией - шведами и норвежцами - особого сходства нет. Но есть другая генетическая система - митохондриальная ДНК (материнская линия), и по ней картина почти обратная: на финно-угорские народы северные русские не очень похожи. Не очень похожи они и на южных и центральных русских, зато почти такие же гены встречаются у женщин Скандинавии и Польши".
И нет оказывается следов новгородских словен, ну разве что они сами смесь финно-угров и скандинавов.
А с историческими фактами Лисниченко также весьма вольно обращается. Население Великого Новгорода в древности не превышало по оценкам ученых 35-40 тысяч человек. И только вместе с новгородскими землями могло достигать 100 тысяч. Откуда 0,5 миллиона у Лисниченко? В отличие от устоявшегося мифа о многочисленности населения факты говорят о совершенно обратном. К примеру, население владений крупнейшей землевладелицы ("олигарха") Марфы Борецкой по описаниям Новгородских писцовых книг 15-16 века составляло всего-навсего в лучшие годы (без голода и эпидемий) максимум 2247 человек.
Не было у Новгорода человеческих ресурсов для колонизации огромнейшей территории и самой колонизации что-то не видно. Малочисленные ватаги ушкуйников были просто ассимилированы автохтонным населением, которое было отнюдь не малочисленным. Об этом еще у Ломоносова хорошо сказано. Да достаточно даже на топонимику края глянуть или сопоставить слова из поморской говори и финно-угорских языков, того же саамского.
По поводу численности Новгорода можно посмотреть, к примеру, вот здесь.
http://www.bibliotekar.ru/rusNovgorod/24.htm
«В течение четырех с половиной столетий Новгород превратился в обширный город размером 329 га; наибольшей плотности население достигло во второй половине XII в., когда на I га приходилось 125 жителей (площадь города в то время составляла около 120 га)». Таким образом в 12 веке, когда упомянуты в уставе Святослава погосты, численность новгородцев всего-навсего 15 тысяч, да еще жалкие крохи в пятинах.
Да, существует такой расхожий миф, что «род бояр Борецких, в частности, к концу 15-го века владел сплошным пространством по всему побережью Белого моря от устья Двины до устья реки Кемь». В действительности же в середине 15 века Борецкие владели землями в Деревской, Бежецкой, Шелонской, Вотской, Обонежской пятинах. Самая северная из этих пятин – Обонежская, это самый юг современной Карелии, земли не севернее берегов Онежского озера. Вот волости и погосты Борецких в этой пятине: погосты – Никольский (Пудога), Никольский (Ошта), Покровский (Ошта), Спасский (Кижи), Спасский (Выгоозеро), Водлозерский (Варселга), Мегрежский, Вытегорский; волости – на Оште, Кондуши, на Валтеге, Ивашковская, на Сенной, Марфиньская. Это вовсе не Заволочье.
Во 2-й половине 15 века Борецкие соперничали за новые земли с монастырями на Вологодчине и особенно с Соловецким монастырем на Севере. Потерпели поражение. Удалось только сохранить за собой реку Кемь как промысловый рыбный участок (Варзугу и Умбу уступили) и участки по Выгу, Вирме, Суме, Нюхче, где у них были 25 варниц соли. Это между Шуей и Онегой и отнюдь не по побережью. Еще конкурировали в Важском крае Борецкие со Своеземцевыми, тоже совсем не побережье. Все перечисленное никак не тянет на «владение сплошным пространством по всему побережью Белого моря от устья Двины до устья реки Кемь». И Кемь плюс небольшие участки Борецких на островах дельты Северной Двины (причем кратковременно) тоже не тянут на сплошное пространство. Ну а отсутствие морских судов у Борецких красноречиво говорит о непричастности новгородцев к одному из важных факторов формирования поморского этноса. Данные из писцовых книг об истинном размере владений новгородцев только подтверждают это, ну какое влияние могли оказать чуть более 2 тысяч человек?
И такой есть миф, что «территория Заволочья принадлежала Новгороду до 1478 г., никто не оспаривает». Только вот никто и подтвердить этот миф не может. Ситуация один в один напоминает времена «золотой лихорадки», застолбил участок, а что дальше там будет – есть золото, нет золота, или пограбил и убежал. Так и тут, записал что чем-то владеешь, а в реальности только ватагой наскочить можешь и пограбить. Генетики не находят славянской крови у якобы потомков новгородцев, антропологи тоже отмечают этот факт. Это бесспорные научные факты, ассимилированы ушкуйники были без всяких вопросов. Разговор о том, что «не те ребята» это вроде как меряться кто круче.
Посмотрим же у Ломоносова кто те, а кто не те ребята: «Северные авторы наполнены описаниями военных дел их и других сообщений, бывших со шведами, датчанами и норвежцами. Пермия, кою они Биармиею называют, далече простиралась от Белого моря вверх, около Двины реки, и был народ чудской сильный , купечествовал дорогими звериными кожами с датчанами и с другиминормандцами. В Северную Двину с моря входили морскими судами до некоторого купеческого города, где летом бывало многолюдное и славное торговище: без сомнения, где стоит город Колмогоры, ибо город Архангельской едва за двести лет принял свое начало. …Сию древность тамошней чуди доказывают и поныне живущие по Двине чудского рода остатки, которые через сообщение с новогородцами природный свой язык позабыли. В показанном состоянии Пермия была около времен великого князя Владимира Первого и еще много прежде при Гаральде Пулхрикоме, во дни самых первых князей варяжских».
И еще: «и которых Нестор летописец исчисляет: весь полагает на Беле-озере, мерю в Ростовской и Переяславской земле по Клещину-озеру, также черемису, мордву, печору и другие народы упоминает, из которых многие толь велики были, что со славянами новогородскими послов своих к варягам отряжали для призыву князей на владение, по которому пришел Рурик с братьями».
Так что если и были ушкуйники, то, как отметил Есенин «Затерялась русь в мордве и чуди». К сожалению, имеющийся у меня словарик саамского языка состоит всего из 3 страничек. Поэтому много примеров привести не могу. Но вот судите сами, каким образом могли новгородцы называть хорошо знакомые им вещи чуждыми для них словами. Разве что сами они были совсем даже не славяне или же малочисленные ватаги были полностью ассимилированы.
По саамски (С) - Алаш - очаг
По поморски (П) - Алаш - очаг
С - варрэ, варь - гора
П - варАва - гора
С - вартед - караулить
П - вАрда - сторожевой пост
С - вахц, вохц - рукавица
П - вАцига - рукавица
С - кошк, кошкь - сухой
П - кошка - сухая мель (при отливе)
С - курьнех, курнехк - пирог с рыбой
П - кУрник - пирог с рыбой
С - куцколь - протока между озерами
П - куцькОль - протока между озерами
С - лумбал - проточное озеро
П - лУмба - проточное озеро
С - мохкань-иеккь - болото
П - мох - торфяное болото
С - ньер - порог на реке
П - нюрА, нюр - порог на реке
А вот другой пример. Есть замечательная работа С.А.Мызникова "Атлас субстратной и заимствованной лексики русских говоров Северо-Запада". Там сотни слов, более 50 карт, на которых показано, как самые простые слова, имеющие отношение к растительному и животному миру, земледелию, рыбной ловле, метеоявлениям и т.д. называются в Поморье и в той же Новгородской области. Общего вообще нет, в Поморье основа этих слов финно-угорская, в Новгородской области преимущественно славянская, хотя иногда и попадаются неславянские слова.
К примеру, у новгородцев - жнитка, жнитвина, жнивник и т.п., у поморов - сяньга, сеньга, синьга. Вместо слов иней, ивень, индей, у поморов харма, юдега, ярмега, курга. Вместо слов - липа, липень, липка, у поморов зынза, бель, пелька. Вместо слов - банька, баянка, шинка, оплетка, пайка, у поморов - сарга, кярега, лудега, нидега, инега. Ну и так далее.
Где же эта загадочная новгородская колонизация Заволочья? Где ее следы? Владеть от слова власть. И где же власть Новгорода? Реально только некоторыми отдельными землями владели монастыри, которых в заволочье была 1/7 часть от всех русских. Так и они не являлись исключительно новгородскими. И из других земель уходили в монастыри, в частности из ростово-суздальских, верхневолжских. Но по своему определению монастыри никак не могли повлиять на демографические процессы и генетику этноса, а только на принятие чудью православия. Упомянутые бояре Своеземцевы не захватывали свободные земли на Ваге или свободно селились, а выкупали у чудских старшин. Иначе им головы бы поотрезали. И это владение, власть, колонизация? Категорически можно утверждать, что нет. Не видно фактов под размышлениями Лисниченко, хотя честь ему и хвала за то, что отмечает особые уникальные качества поморского этноса.
|
|
|
| Опубликовано: 06.09.09 13:26 |
Рейтинг записи: 0
|
|
|
|
|
|
|