|
Заблокирован
Форумянин с 04.10.07
Сообщений: 2727
Откуда: Санкт-Петербург
|
Северная магистраль
15 апреля 2005 (14)
Владимир ФИНОГЕНОВ
"Вам оставим прекрасное будущее"
История любви в письмах
Эти письма принес в редакцию ярославский художник Юрий Григорьевич Рядовкин. В них, как принято сейчас говорить, настоящая love story - история любви, начавшейся еще в предвоенную пору. Сколько их, светлых и грустных повестей, сотворила разлучница-война:
Анастасия Рядовкина, родившаяся в 1918 году в Холмогорском районе Архангельской области, обменивается бесхитростными строками со своим сверстником Иваном Лукинским, вспоминает о встречах с ним. Он стал краснофлотцем еще до Великой Отечественной, в мае 1939-го. Служил на Черноморском флоте: в Одессе, Туапсе, Севастополе. Участвовал в финской войне. В начале 1940-х должен был вернуться домой, но началась Отечественная:
В 1942-м в действующей армии оказалась и Настя. Воинская часть, в которой она служила, базировалась в Ленинграде. В городе на Неве северянка проходила службу до апреля 1945 года. Потом жила в Ярославле. Ее ратный путь отмечен орденом Отечественной войны II степени, медалями "За оборону Ленинграда", "За победу над Германией", другими наградами.
А Иван Лукинский, демобилизовавшись из армии, трудился на Печорской железной дороге, которая впоследствии влилась в Северную. Был машинистом комсомольского паровоза. В конце 1940-х годов Иван Иванович в числе первых начал водить тяжеловесные поезда, стал признанным стахановцем заполярной магистрали. Творчески, с высокой самоотдачей трудился он и впоследствии.
: Судьбе было угодно, чтобы у каждого из героев нашей истории появилась своя семья, дети. Сейчас обоих участников войны уже нет с нами. Но жива история любви, оставшаяся в письмах, воспоминаниях. Они, пожалуй, лучше многих документов говорят о времени, удаленном от нас на шесть десятков лет:
* * *
1936 г. - 03.01.1976 г.
Вот и прошли мои самые лучшие годы в жизни! Воспоминаниям о них - почти 40 лет. Той поры больше не будет никогда. В начале 1936-го я встретила паренька Ваню Лукинского. Потом 18 июня 1941 года, мимолетные встречи, сутки-двое золотого в жизни времени.
22 июня все пошло крахом. Но вспоминаются весна 1936-го, Вельск, курсы техников- животноводов, Ваня Лукинский, первая любовь на свете: Молодой красивый паренек любил меня. Любил искренне и откровенно, душевный преданный человек. Открывал всю душу: Так прошел год.
Окончание курсов весной 1937-го стало началом разлуки, тяжелых для нас дней. Обменивались письмами, переписка длилась много лет. Он писал мне так искренне и нежно, как может писать любящая мать своему дитя. Всеми путями искал встречи, просил разрешения приехать в Емецк или мне выехать в Архангельск, Новинск. Жил он тогда до августа 1937-го на Арбуме. Но тогда моды не было ездить к любимым, я стеснялась.
С сентября 1937 года жил Ваня в Ярославле. Федя Шатилов и Афоня Попов, его друзья, они тоже из Вельска, до мая 1939 года работали на станции Всполье. В мае все трое ушли в ряды Красной Армии. На флоте четыре года тогда служили. Ваня все с той же искренностью и любовью пишет мне из Одессы письма.
В начале 1941-го исполнилось два года службы Вани на Черноморском флоте. За отличную боевую подготовку в рядах Красной Армии дали отпуск 12 дней. И вот долгожданная наша встреча свершилась 18 июня, я жила тогда в Вологде. Эту встречу никогда не забуду, покуда жива. До этого Ваня съездил к родным, на обратном пути заехал ко мне на сутки. Проводила потом его до вокзала.
Приехал в часть, а спустя несколько дней началась война. И что скажешь, судьба- злодейка так жестоко поступила! Обрушилась на нашу Советскую Родину нечисть фашистская, самые счастливые годы жизни отняла, вырвала и наше счастье. Но, несмотря на тяжесть всех утрат, он еще сильнее привязался ко мне. Пишет, что если несколько дней назад мы мечтали о будущем, то сейчас приходится думать, останемся ли живы. ":Но жизнь так просто не отдадим. Будем драться до победы, гнать нечисть. А если погибнем, то вам оставим прекрасное будущее. Если меня не будет, не теряй молодости, выходи замуж. Пока мы живы, будем держать связь теснее и крепче:". И так писал до сентября 1943 года.
Потом весточки от Вани стали приходить реже, и вот в марте 1944 года прислал мне откровенное письмо. Он признался, что около полутора лет назад познакомился с девушкой, лейтенантом медслужбы, встречаются, она от него служит в 80 км. ":Но не обижайся, я не намерен терять тебя из виду, только пиши ты:".
И последнее письмо от него у меня сохранилось от сентября 1944 года. Восемь с лишним лет нашей переписки и горячих встреч, искренней любви: Письма, фотографии от него я пронесла через войну, берегла их:
Мы остались живы оба, счастливы по-разному. Как трудно все это вспоминать! Так рано в жизни погасли огни, они уже мне с тех пор не стали светить. Другого не могла так никого любить, как Ваню Лукинского.
Сейчас у меня взрослый уже, любимый сын Юра. Рос без отца, погибшего в конце войны, в 1945 году. Перед смертью отец говорил: если сын - хороший будет парень. У него прекрасная добрая душа. Родня, не обижайте его. Детям этой поры было тяжело, безотцовщина.
* * *
18.03.1942 г.
Добрый день, моя любимая Настенька! Сообщаю, что письмо я твое давно уже получил, за которое сердечно благодарю.
С ответом я задержался. Но это не так страшно, потому что со мной, как и всегда, ничего не случилось, жив, здоров, того хочу и тебе!
Ты пишешь и думаешь, что со мной произошли большие изменения в жизни. Но неужели ты еще до сего времени не запомнила одного: об этом и обо всем, случившемся со мною, будешь знать.
И ты не допускай таких мыслей, как ты пишешь: "Сейчас остается все как бы покрыто неясностью и мраком". Зачем об этом думать? Я лично еще до сего времени не допускаю до себя таких мыслей. И всегда думаю, что как бы ни пришлось и сколько бы это ни длилось, я всегда мыслями с тобой, и если все пройдет благополучно, то нашего терпения с тобой должно хватить. Вот уже скоро будет год, как прошла наша почти минутная встреча. И какой уже год приходит, нам так жить, даже страшно себе представить. Можно состариться. Но это все ничего. О своих любимых друзьях сейчас сообщить ничего не могу. Собираюсь написать письма на их родных, тогда сообщу и тебе. У нас сейчас уже стало тепло. Настоящая весна, в которой предстоит великое будущее.
На этом писать кончаю.
Настя! Убедительно прошу тебя, если есть возможность, обязательно сфотографируйся и пришли. Очень прошу, сделай это. У нас сейчас не фотографируют, кроме как меленькие снимки.
Пиши. Жду.
Крепко целую. Ваня.
* * *
4.05. 1942 г.
Добрый день, Настя!
Спешу сообщить, что письмо и фотокарточку твою я получил, сердечно благодарю и сообщаю о себе. На сегодняшний день существенных изменений в моей жизни нет, за исключением адреса. Самочувствие мое и здоровье отличное. Чего и тебе желаю.
Письма твои я получил, а также на все был дан ответ. Большое спасибо тебе за фотокарточки, которые я берегу, как "зеницу ока".
Настя! Ты пишешь, что если есть у меня вопросы или что неясное к тебе, то пиши.
Да! Признаюсь по-честному, что у меня есть ряд вопросов к тебе. Но время для этого совершенно не соответствует нашим интересам.
Сейчас для всех нас ясно одно лишь - это всеми силами уничтожить гадов, мешающих процветанию молодой жизни. И вот, когда это будет выполнено и будет счастлив тот, кто жив, ты, конечно, будешь иметь счастье видеть новый мир, испытать свое счастливое будущее.
Ну, а я свой долг честно выполню до конца, невзирая на последствия, и пусть будут счастливо жить мои братья-сестры, пусть будет процветать твоя молодость в нашей свободной стране, за которую будет много положено таких как моя молодых жизней. Зато ты не подвергнешься уничтожению и будешь свободно жить и работать на благо нашей любимой Родины.
Осмелюсь задать еще один немного неуместный вопрос - интересуешься ли ты в последнее время каким-либо музыкальным искусством? Умеешь ли играть на гитаре? Ты представь себе, Настя, что мне иногда вспоминается, как ты пять лет тому назад с Дусей пела на вечере в клубе. У тебя был тогда замечательный голос, я думаю, он и сейчас не испортился. А самое выдающееся, что мне нравилось, это песня ":Заткало пряжей туманной весь левый склон береговой".
Особенно в данный момент она вспоминается, так как сущность текста ее подходит к нашим задачам на сегодняшний день. И вот догоним мы эту всю сволочь не только до левого берега, но и далеко за пределы его, за левый склон береговой:
Тебе может странным показаться, почему я задал такой вопрос, но я отвечу. Иногда, будучи в одиночестве или даже с друзьями по службе, с большим удовольствием заполняешь свободную минуту под тихо звучащие струны гитары.
Ты видишь, Настюша, как бы много хотелось с тобой говорить, говорить без конца. Но, увы!!! Наша жизнь такова, что мы были счастливы с тобою в детстве и, вероятно, еще будем счастливы под старость.
Ну что же, довольно. Все равно я предела не вижу мечтам о тебе! Отвечай. Отвечай же скорей, чтоб я слышал и знал, что ты есть для меня.
До свиданья!
Крепко целую. Ваня.
|
|
|
| Опубликовано: 20.03.10 02:18 |
Рейтинг записи: 0
|
|
|
|
|
|
|
Заблокирован
Форумянин с 15.03.08
Сообщений: 9
Откуда: Архангельск
|
В ГОСТЯХ ОКОЛО ЕМЕЦКА
Муж младшей сестры моей Тамары Геннадий Васильевич Климов родом с Емецка. Обычно я его называл Генкой. И теперь так зову.
Как-то осенью в начале сентября собрались мы поехать на его родину. Мне захотелось посмотреть, что там за местность, какие люди и их обычаи, какие дома, бани, какая растет картошка, какие луга, поля, леса. Хотелось и порыбачить у них на озерах и реках.
За сутки с Вельского района мы добрались до Емецка, а там три километра ещё шли пешком до деревни, где жила его двоюродная сестра Шура с мужем Александром. У них было трое детей: два сына и дочь. Старший сын Николай работал шофером в совхозе, а второй, Анатолий, был трактористом. Дочь Люба училась в Северодвинске на медсестру.
Дома в деревнях немного отличаются от наших. Во-первых, срублены повыше: весной в половодье деревню иногда затопляет. Почти у каждого дома под князьком есть мезонин. Как и у нас, в доме есть русская печь, которая стоит в избе, а в горнице – печь столбянка, с лежанкой. На повети есть комната-клеть, где летом спят в жаркий период. Повети большие с въездами, по которым можно заезжать на лошади с возом сена. Под поветью тоже хлевы. Еще одна характерная особенность: все дома окнами смотрят на юг, и вторая линия домов смотрит как бы на задворки первой.
Когда мы шли пешком по лугу, то меня поразила величина луга и количество копен сена. Все копны, в отличие от наших, без стожаров и подпорок и похожи больше на небольшие стога, чем на наши копны-проймы; только эти стога имеют не удлиненную форму, а округлую. На лугу-то поблизости леса нет и стожаров не из чего рубить. Трава растет большая, и сено крупное, на полях в основном сажают картошку, овощи и сеют ячмень. Картошка у них в то время была желто-белой, типа «фаленской», и не очень крупной.
В Емецке взяли по дороге десять бутылок перцовой водки. Стол, конечно, был у них небогатый: утром и вечером ели картошку или уху, в обед подавали мясной суп, кашу, молоко.
Два дня до субботы мы с Генкой ходили удить рыбу, ставили сеть в протоке. На удочку ловилось мало, а в сети на уху каждый раз попадёт. В субботу топили баню, которая стояла в конце огорода. Воду в баню носили за 200 метров из родника. В бане вместо каменки была поставлена железная бочка, в которой и были наложены камни. Внизу под бочкой топка, а в бочке чуть повыше середины сделана дверца, куда и плещут воду, если парятся. Баня была старой и пол гнилой, но жару хватало. И мы с зятем хорошо попарились.
Помывшись в бане, отдохнув и поужинав, стали собираться на рыбалку за семгой. У дяди Саши было две лодки, и на одной имелся бензиновый движок. Лодки легкие - можно плыть и на веслах. Но так как нужно было плыть вверх по течению и далеко, то вторую лодку взяли на буксир. Движок работал хорошо, только скорость была маленькой, и мы плыли долго. Из снастей имелась лишь сеть с крупной ячеей, которую они называли «поясом», и еще «кошка», на случай, если нагрянет рыбнадзор, чтобы утопить сеть, а потом достать.
Река Емца не особо большая, но по весне по ней плавают небольшие пароходики и катера. Течение не быстрое, и вода какая-то темная.
По пути на берегу стояла деревня, в магазине которой мы взяли четыре бутылки водки. Поплыли дальше и остановились около глубокого плеса. Заглушили движок и отцепили вторую лодку, в которую сели мы с зятем. В первой лодке плыли дядя Саша и его сын Анатолий. Дядя Саша подал один конец сетки Генке, второй взял сам, стоя в лодке. Генка тоже встал в лодке. Дядя Саша дал команду, чтобы лодки отплыли друг от дружки на длину растянутой сетки. Я и Толька работали на веслах.
Науку я эту быстро освоил, хотя раньше и не плавал на веслах. Поплыли вниз по течению: одна лодка вдоль левого берега, вторая - вдоль правого. Когда стали проплывать середину плеса, дядя Саша дал команду быстро работать веслами и идти на сближение. Сами они стали выбирать в лодки сеть и кошелить. Через некоторое время в кошеле сетки показалась большая рыбина, семга, весом 6 килограммов. Дядя Саша вместе с сеткой перебросил ее в свою лодку и обухом топора стукнул ее по голове. Семга успокоилась и замерла. Он выпутал ее из сети, спрятал куда-то в днище лодки, туда же и сетку. Завели движок и вновь поплыли вверх по течению.
Через несколько километров показалась на берегу избушка с трубой, сделанная для рабочих совхоза, которые тут сенокосили летом, в ней спали, варили обед и отдыхали. В избушке были сработаны нары, а на нарах лежало сено. В углу стояла печка с плитой. Растопив плиту, стали варить уху. Семгу чистил сам дядя Саша. Она оказалась с икрой. Икринок с горошину, красных и жирных, набралась целая миска. Дядя посолил ее, и пока варилась уха, она просолела. А в уху положили только голову и хвост от рыбины. Стали ужинать. Налили всем в кружки водки по сто грамм и закусывали поначалу икрой, а потом уже ухой. Они все трое с аппетитом ложками хлебали икру, а я раз хлебнул, и меня чуть не вытошнило: такая была она жирная. Зато я налег на уху, которая мне очень понравилась, хотя тоже была жирноватой.
После ужина и выпивки мы все крепко уснули, а на рассвете дядя Саша нас поднял. Умылись, доели остатки ухи и икры, попили чаю и вновь стали ловить. Еще поймали семгу, поменьше, 4,5 кг. Хотели еще половить, но послышался шум мотора, и дядя Саша дал команду бросить сеть в воду, а лодки загнать под нависшие кусты к берегу. Не прошло и минуты, как мимо нас пронеслась моторная лодка рыбнадзора. Нас они не заметили, так как плыли посередине реки, и не совсем еще рассвело, да и нависшие кусты хорошо маскировали нашу лодку. Потом дядя Саша предложил всем покинуть лодки и выйти на берег, сказав, что рыбнадзор должен вернуться обратно. Рыбу он спрятал на берегу. Примерно через десять минут лодка с рыбнадзором промчалась мимо нас, не заметив ничего.
Мы развели костер на берегу и до полного рассвета покемарили, лежа у костра. Утром опять сварили уху. Дядя Саша засолил обе рыбины и завернул каждую в отдельности в мешковину. Так она хорошо просаливается и хранится долго. Поели ухи и опохмелились. Сели в лодки, подняли «кошкой» сеть со дна реки. До обеда мы еще порыбачили и вынули из сети двухкилограммового леща. А в конце отхватили еще семгу на 5 килограммов.
Обедали опять на берегу, и в этот раз я с аппетитом закусывал икрой, оставив уху на втором плане. Отдохнув у костра, мы спустились к реке, сели в лодки и поплыли домой. Вниз по течению скорость была больше, и скоро показались дома. Так закончилась наша рыбалка. Конечно, чуть с браконьерили...
Отдохнув день, мы на двух мотоциклах «Восход» поехали на Сийские озера. За рулем одного мотоцикла был я, а на втором сын дяди Саши Николай. Отвезли мы дядю Сашу и Генку туда. Помогли поставить сети, пообедали в избушке и домой. Они остались там ночевать, а мы должны были на другой день забрать их.
Назавтра мы с Николаем опять же на этих стареньких драндулетах поехали за ними. Подъезжаем к одной деревеньке, а на дороге стоит гаишник. Он остановил нас, проверил у мотоциклов тормоза, и ни у которого их не оказалось, кроме ручного. Вдобавок и касок на голове не было. Прав у нас с собой не было - не отберешь, штрафовать не стал - денег ни копейки. Протокола он не стал составлять, а в наказание выкрутил из всех колес золотники, чтобы мы не уехали, пока не принесем ему нрава и не заплатим штраф. Сам он отправился задерживать и проверять других водителей. Я остался у мотоциклов, а Николай сходил в один из домов к знакомому шоферу и попросил у него четыре золотника и насос. Сержант ушел за поворот, и мы в это время закрутили золотники, накачали колеса и поехали по деревне в другой конец от гаишника. Попутно Николай отдал насос, и мы покатили на озеро.
Рыбаки были в избушке, и по нашем прибытии дядя Саша стал варить уху, а мы втроём снимать сети и вынимать из них рыбу. Рыбы попало не много, но все же хватило несколько раз сварить дома уху, а тетя Шура испекла вкусные кулебяки из щук. Так впервые порыбалил я на озере.
На следующий день опять на двух мотоциклах поехали за брусникой. Вместо Коли за рулем одного мотоцикла был сам дядя Саша, а сзади сидела его жена. Ягод было не очень много, но все же, по две корзинки насобирали.
Спали мы с Генкой на повети в клети. Утром я почувствовал боль в правой руке. Засучив рукав футболки, увидел два нарыва-фурункула. Видимо, надсадил я руки, когда сидел на веслах в лодке, да потом еще и спал на земле у костра на правом боку.
Шура мне обработала руку: помазала какой-то мазью и забинтовала. Три дня делала мне перевязки. А там нарывы лопнули и стало легче. Помылись еще раз в бане, попарились, и все зажило.
Потом еще ездили на лесопунктовской машине за груздями, человек двадцать - и все набрали. Дорога была разбитая и грязная, но машина «ЗИЛ-151» проползла кое-как. Домой приехали уже в потемках.
15 сентября поехали к нам домой, взяв с собой в гости дядю Сашу. До Березника плыли на колесном пароходишке, который работал на дровах. Надо признаться, что я впервые попал на пароход. Внизу в большой каюте был буфет, и мы там хорошо посидели за рюмкой водки и с хорошей закуской. И у меня осталось хорошее впечатление от такою путешествия по Северной Двине.
В Березняке сели на самолет «ЛИ-2» и благополучно прилетели в Вельск. С Вельска на рейсовом автобусе приехали домой того же дня. Дядя Саша привез в гостинцы одну семгу, и вся наша семья впервые попробовала и полакомилась «царской рыбой».
Дядя Саша погостил у нас неделю. Помог копать картошку. Съездили на Чугру на рыбалку к ночи. Хорошо там порыбалили и отдохнули. Один раз с ним ездили по клюкву и несколько раз по грибы. Понравились дяде Саше наши места, и он остался доволен нашей гостеприимностью. Но и у меня остались яркие воспоминания от поездки в Емецкий район.
из книги Валентина Евгеньевича Горбунова "Мои воспоминания"
http://pakshenga.ru
Прикрепленный файл:
Я люблю тебя жизнь
|
|
|
| Опубликовано: 05.11.11 15:42 |
Рейтинг записи: 0
|
|
|
|
|
|
|
Заблокирован
Форумянин с 15.03.08
Сообщений: 9
Откуда: Архангельск
|
Достойный пример человеческого содружества. Можем все, когда вместе.
Я люблю тебя жизнь
|
|
|
| Опубликовано: 03.07.12 10:57 |
Рейтинг записи: 0
|
|
|
|
|
|
|
Заблокирован
Форумянин с 24.09.08
Сообщений: 968
Откуда: Емецк
|
Газета "Холмогорская жизнь" от 13 декабря 2012 г.
В рубрике "Наше новое село" вышла статья Сладкое занятие
Прикрепленный файл:
|
|
|
| Опубликовано: 23.12.12 14:33 |
Рейтинг записи: 0
|
|
|
|
|
|
|
Заблокирован
Форумянин с 24.09.08
Сообщений: 968
Откуда: Емецк
|
Просто надо жить...
Когда слышишь о том, что супружеская пара прожила в браке 60 лет, непременно хочется задать в общемто предсказуемый вопрос – о секретах их совместного долголетия.
Ответ тоже можно предположить – любовь и взаимопонимание.
Но ведь все хотят именно этого – любви и взаимопонимания.
Почему получается у одних и не складывается у других?
В любом случае люди, которые прошли такой долгий путь супружеской жизни, вызывают интерес. Сегодня, 5 декабря, архангелогородцы – Николай Александрович и Римма Ивановна Бызовы отмечают бриллиантовую свадьбу. Накануне мы отправились к ним в гости.
Обыкновенный дом по проспекту Дзержинского.
Уютная двухкомнатная квартирка на девятом этаже.
У лифта встречает хозяин дома – Николай Александрович Бызов. Выправка почти военная, одет «с иголочки» – белая рубашка, черные брюки.
Из прихожей выглядывает хозяйка – Римма Ивановна. Яркое, опрятное платье, улыбка немного смущенная.
Пока раздеваюсь, из большой комнаты вальяжно выплывает третий обитатель этой квартиры.
– Знакомьтесь, это Алиса, – ласково гладит пятнистую шкурку Николай Александрович.
Кошка довольно урчит, переступая белыми «пуантами».
– Tак наша внучка назвала... Непривычно ей, бедной, здесь – не с кем было в деревне оставить, вот и пришлось в этом году везти с собой в город. Мы ведь как на пенсию вышли, так почти 20 лет в деревне прожили, – рассказывают Бызовы. – Животных завели. Ой, сколько их было... И поросят, и коз, и овец до 11 голов... Сейчас вот тяжело стало за хозяйством таким ухаживать...
– Но ездим туда все равно каждый год, – с удовольствием замечает Римма Ивановна. – Вот в марте опять поедем.
Николай Александрович и Римма Ивановна встретились на Ильме – был раньше такой лесопункт в Холмогорском районе. Именно туда, окончив архангельский техникум, в 1950 году приехал молодой механик Николай Бызов.
– Я тогда кассиром там работала, – вспоминает Римма Ивановна. – Мы вообще-то выросли в соседних деревнях – я в Заболотье, а он в Ныколе, но заметили друг друга только в лесопункте.
Как познакомились? На танцы бегали-бегали, вот и сошлись. Какое раньше знакомство? – Да там больше нечего и делать, – усмехается Николай Александрович. – Из дома на танцы провожаешь, с танцев – домой, в кино иногда... Время тяжелое, послевоенное. Кругом бараки...
Свадьбу сыграли через два года. Чтобы поставить заветные подписи, пришлось за один день пройти пешком 50 километров.
– Расписаться тогда большая проблема была, – объясняет Николай Александрович. – Сельсовет находился в Брин-Наволоке, на другой стороне реки. Вот и прогулялись мы сначала 25 километров вперед, а потом столько же – обратно.
– Это сейчас в деревне автобус ходит – красота! А в то время что? – с улыбкой подхватывает Римма Ивановна.
– Я тогда домой пришла да так и упала на кровать. А мама мне и говорит: «Ты не лежи, девка, а то скажут, что больная».
Как гуляли свадьбу, до сих пор прекрасно помнят – родители постарались, чтобы молодожены запомнили этот день на всю жизнь.
– Праздновали мы на следующий день. Народу было много, – кивает Римма Ивановна. – Папа мой наварил какой-то браги – надо же чем-то людей угощать.
Водки тогда, наверное, не было... Вот так и началась наша совместная жизнь.
Потом Николая Александровича отправили учиться в АЛТИ, а после окончания вуза распределили в Емецк на должность мастера леса.
На этом месте выпускник института оставался недолго – через несколько лет Николай Бызов был уже главным инженером леспромхоза.
Правда, и эту должность вскоре пришлось оставить...
– В то время, когда я начальником был, произошли три несчастных случая.
Лес есть лес, и за всеми не уследишь... Чуть технику безопасности нарушил, каску не надел – и все... Но начальству этого не объяснишь. Пригласили меня и тихо предупредили, что если еще один инцидент будет – накажут. А как накажут? – машет рукой. – Вплоть до тюремного заключения.
Так что я по собственному желанию написал.
В Архангельск Бызовы приехали в 1966 году. Римма Ивановна пошла работать в торговлю, а Николай Александрович сначала устроился главным инженером на автотранспортное грузовое предприятие, располагавшееся в то время в Маймаксе, а спустя несколько лет – старшим научным сотрудником в Северный научно-исследовательский институт лесной промышленности. Группа, которую возглавил Бызов, занималась разработкой нормы расхода нефтепродуктов. По этой теме Николай Александрович вместе с коллегами даже написал справочник.
– Все эти разработки велись для министерства лесной промышленности, – с гордостью рассказывает Римма Ивановна. – Николай тогда в Москву часто ездил, лекции читал. Он с командировками всю Россию объездил. Но, знаете (смеется), измен никаких не было.
И уже серьёзно добавляет: – У нас даже в уме этого не было. Не знаю, может быть, просто поколение такое было?..
Наша беседа плавно переходит в чаепитие. На маленьком столике появляется белая, в зеленую полоску, скатерть, белые, почти прозрачные тарелки с неброским цветочным рисунком. Уютно позвякивают тонкие, изогнутые чашки с позолотой.
– Мы сначала на Гидролизном жили, – продолжает Римма Ивановна, разливая по чашкам ароматный рубиновый напиток. – Эту квартиру нам потом дали, от института... Так и жили, работали потихоньку, мальчики здесь школу заканчивали...
Супруги Бызовы воспитали троих сыновей. Старший, Александр, выбрал профессию военного – прошел Афганистан, служил в Прикарпатском военном округе, долгое время провел в Германии. Средний сын, Валерий, работал в полиции, а младший, Виктор, выбрал для себя профессию подводника. Сегодня у Бызовых трое внуков и трое правнуков.
Поправив очки, Николай Александрович открывает ноутбук. На мониторе – большая семья в цветущем саду. «Это мы все в деревне на моем 70-летии», – с удовольствием показывает Римма Ивановна. Щелкая кнопками, Николай Александрович открывает следующую фотографию: – А это уже мы вдвоем...
С момента, когда был сделан этот снимок, прошло 10 лет, а люди с фотографии ничуть не изменились. Неизменным осталось и их трепетное отношение друг к другу – уважение, доверие и взаимопонимание. Они искренне не понимают молодых людей, которые, едва вступив в брак, торопятся развестись.
– Спешить не нужно, вот и все, – объясняет Николай Александрович. – Прежде чем в ЗАГС идти, нужно узнать друг друга хорошо. Ну, а раз уж поженились, так живите. Худо ли, хорошо – не важно. Живите.
Может, в этом и есть секрет долгого семейного счастья? Просто жить...
Ирина ДАНИЛОВА
"Правда Севера" от 05.12.2012
Фото из семейного альбома
Прикрепленный файл:
|
|
|
| Опубликовано: 15.01.13 20:13 |
Рейтинг записи: 0
|
|
|
|
|
|
|
Заблокирован
Форумянин с 24.09.08
Сообщений: 968
Откуда: Емецк
|
Я слышу голос деда
«Таким и должен быть потомок героев!» – подумала я, когда знакомилась с Евгением Толокновым. Крепкий, по-мужски красивый, и душа прямо-таки светится.
Евгений – хранитель семейного архива. У него море старинных фотографий и документов. Он словно живая книга по истории своей семьи.
СЛОВНО С НЕБА СВАЛИЛАСЬ
– Моя бабушка Александра Степановна родом из Сии, из богатой семьи. Но богатство на них словно с неба свалилось. А произошло это так. Ее отец, мой прадед, Степан Егорович Брилин, 1870 года рождения, служил батраком в сийском доме банкира Пантелеева. У того не было детей, и они вдвоем с женой жили в 16-комнатном двухэтажном доме. К ним часто приезжали погостить высокопоставленные чины из столицы. Но на душе у бездетных супругов была печаль, – рассказывает Евгений.
– И вот банкир предложил Степану: возьми мою фамилию, а я тебе дом оставляю в наследство со всем имуществом. Тот согласился.
И так мой прадед по бабушке и все его дети стали носить фамилию Пантелеевых. Степан Егорович, обзаведясь новым домом и новой фамилией, нарожал шестнадцать детей – вышло как бы по числу комнат в доме. Не знал уж, как детей называть. Даже было три Сашки среди тринадцати дочерей и трех сыновей, что рождались один за другим.
Дедушка был верующим человеком. В доме было так заведено: перед обедом все должны помолиться, перекреститься и только после этого садились за стол. Он не ложился спать, не помолившись за всю свою семью.
Сорок поклонов сделает и все молится и молится, и лампадка горит.
О СИЛЕ БОЖИЕЙ
– И было у Степана Егоровича Брилина-Пантелеева три сына. Началась Великая Отечественная война. Старший сын, Николай Степанович, собрался на фронт.
Ему отец говорит: – Зайди-ка ты к крестному, он тебя благословит.
– Я комсомолец, не пойду, – наотрез отказался Николай.
Через несколько месяцев его убили в Карелии.
Собрался на фронт второй сын, Александр. Отец снова говорит:
– Зайди ты к крестному, он тебя благословит.
Тот пошел. Благословение попросил.
И вернулся с фронта живым. Хотя получил два ранения. Он был командиром пулеметного расчета. Одно ранение было в ногу, второе в шею. Казалось бы, никаких шансов выжить. Я его расспрашивал, как это произошло, он рассказывал:
– Ребята пошли на перекур, а я у пулемета сижу.
Выглянул посмотреть, как обстановка-то, а там с высоты снайпер. Было это в 1945 году, в Кенигсберге, Восточная Пруссия. Мы стояли на высоте, и меня снайпер «снял». Пуля прошла навылет через шею, ничего не задела. А я сразу «улетел» куда-то: увидел всю свою семью, всех родных. А когда очнулся в госпитале весь перебинтованный, есть не могу! После этого Александра отправили в Ижевск на лечение. В 19 лет у него было уже два ордена Отечественной войны. Был он всю жизнь глубоко верующим и порядочным человеком.
Из жизни Александр Степанович ушел трагически.
10 октября 1999 года в Северодвинске на него напали какие-то отморозки. Раздели, избили, сняли ордена… Когда мы его хоронили, у него все было переломано.
Вся наша семья собралась с ним проститься, и плакали навзрыд.
СИЙСКИЙ ПЕВЧИЙ
Мы с Евгением рассматриваем снимки. На одном запечатлен его дедушка по отцу Александр Толокнов в возрасте 11–12 лет, на другом – Свято-Троицкий Антониево-Сийский монастырь, в котором Саша в 1910–1914 годы пел в церковном хоре.
– Я с дедушкой родился в один день – 28 марта.
И по нему жизнь свою меряю. Дедушка родился в 1900 году, прожил всего 53 года. Я его никогда не видел, но по рассказам отца узнал и крепко-накрепко полюбил.
Через его жизнь прошла история России. Его отец Иван Никитич был глубоко верующим человеком.
Ни свет ни заря вставал, молился, у него шестеро детей, всех прокормить надо.
Заметил он, что у Саши, моего дедушки, звонкий голос, и привел его в монастырь. Посоветовался с батюшкой: парень шустрый, голос красивый, и вот Саша с десяти лет пел на клиросе, с ребятами-подростками, их было восемь человек, пели на службах церковных.
Дедушка с гордостью вспоминал, рассказывая моему отцу, что они, мальчишки-клирошане, были удостоены благодарственной поездки на Соловки в 1913–1914 годах.
ГОРОД ЮНОСТИ И РЕВОЛЮЦИЙ
В 1914 году отец его отправил в Петербург с рыбным обозом. И он остался жить у родственников в Питере, у своего дяди нянчил детей. Через пару лет, когда подрос, его определили учиться кровельщиком. Он потом рассказывал, что на Васильевском острове все крыши домов оползал, покрывая железом.
Тут начались события – сначала Февральская, потом Октябрьская революции.
Видел он и выступления Ленина. Пошел воевать за красных. Потом очень сожалел об этом, прямо-таки терроризировал себя. До 1924 года он провел в окопах с винтовкой в руках, воюя на гражданской войне.
Красные-белые! Брат брата убивает. Пороха понюхал, имел медали за мужество.
Потом, как вспоминает мой отец, дедушка очень переживал, что случилась революция. Говорил с горечью: «Если бы не эти Ленины-Керенские, жили бы мы по-другому!» У него всю жизнь сердце кровью обливалось. Что делается с Россией! Вот наконец навоевался и приехал домой в Сию. Нашел себе невесту, Александру Степановну Пантелееву.
Ей было тогда 16 лет. В 1928 году они повенчались. Венчались в том же монастыре, где дедушка пел в детстве. А свадебное путешествие у них было в город его юности – в Петербург.
ПОЭТ В ПЕЛЕНКАХ
Бабушка с дедушкой с 1928 года жили в Емецке, в том доме, где родился знаменитый поэт Николай Рубцов, у Михаила Андриановича Рубцова. И моя бабушка Александра Степановна Толокнова его нянчила. Бабушка знать не знала, что это будущий поэт. Она перенянчила пол Сии. Ей нравилось водиться с детьми.
Бабушка была интеллигентного склада. Не любила в лес за ягодами ходить, как простые люди, любила пироги печь, безе, нянчиться с детьми. Она умела по-английски разговаривать.
Ее в детстве научили этому английские интервенты, которые поселились в их большом доме. Маленькая бабушка им приглянулась, и они готовили ее увезти с собой в Англию. Ее отец был не против: «берите, что ж, у меня их много…» Английские слова и счет она помнила всю жизнь.
ЕГО ГОЛОС ЗВУЧИТ
В 1931 году в семье моего деда родился сын, мой папа Толя. Ему сейчас 82 года. Перед войной дедушка работал продавцом в магазине в Сии. Там же построил свой дом.
Началась Великая Отечественная, и дедушка в 1941 году ушел на войну. Был он старшиной и командовал минометным взводом, потом минометной ротой. Был контужен.
Сражался под Волховом, на Ленинградском фронте, в Эстонской ССР.
Всю войну прошел героически. Воевать он умел.
Сохранился список его наград: две медали «За отвагу», орден Красной Звезды, медаль «За оборону Ленинграда», орден Отечественной войны 2-й степени. Дедушка глубоко верил в Бога.
Каждый раз, когда я бываю в Сийском монастыре, переживаю нечто особенное. Я словно слышу голос моего дедушки, молодой и звонкий, что звучит под сводами храма...
Подготовила Изабэлла ЗАСЕЦКАЯ
"Правда Севера" от 15.01.2013
Прикрепленный файл:
|
|
|
| Опубликовано: 16.01.13 20:25 |
Рейтинг записи: 0
|
|
|
|
|
|
|
Заблокирован
Форумянин с 24.09.08
Сообщений: 968
Откуда: Емецк
|
Родовое гнездо – Сия
В номере за 15 января 2013 года был опубликован материал «Я слышу голос деда». И благодаря этой публикации отыскалась старейшая родственница семьи Толокновых, о которой шла речь в статье. Автор статьи вместе с Евгением Толокновым, хранителем семейного архива, его супругой Ольгой и 82-летним отцом Евгения, Анатолием Александровичем, отправились в деревню Сия Холмогорского района, чтобы встретиться с 92-летней Анной Петровной Толокновой-Федотовой.
Виделись 78 лет назад В ночь накануне поездки никто не мог заснуть. Все волновались и думали о предстоящей встрече. Наверное, сильнее всех переживали старики – Анатолий Александрович с Анной Петровной. Виделись они еще до войны… лет эдак семьдесят восемь тому назад! Заехали сначала в Антониево-Сийский монастырь помолиться за воскресной литургией, заказать поминание в обители о родных и близких, купить монастырского ароматного хлеба и домашнего творога. А после поехали в Сию.
По дороге Евгений, главный организатор поездки, остановил машину у знаменитого в Сии «дома Пантелеева», в котором жила семья прадеда и родилась его бабушка. Стоит этот дом, как и прежде, выделяясь из других построек величиной и основательностью. Крепкий, несмотря на столетнюю древность, из лиственницы, с дубовыми дверями и резными наличниками. Кстати, именно здесь квартировали интервенты в 1919 году.
Еще одно «родовое гнездо» Толокновых в Сии основал дед Евгения, Александр Иванович, построив дом перед началом Великой Отечественной. Туда-то мы и направились.
У бревенчатого одноэтажного выкрашенного в яркий желтый цвет дома нас встречает небольшого роста бабушка в стареньком полушубке и цветастом платочке. Это и есть Анна Петровна.
По обличью бы признала Старики не прячут слез.
– Если увидала в городе, узнала бы? – интересуется Анатолий Александрович у своей новоиспеченной тетушки.
– Признала бы по обличью? – Признала! Я нутром чувствую, что свои! – отвечает радостно та.
– Расскажите, что вы из своего детства запомнили! – просит Евгений старенькую родственницу, которая, как выяснилось, приходится двоюродной сестрой его деду, а ему, выходит, бабушкой. – Как жили? Хорошо ли? Голодали?
– Родилась я в Сии на Большой горе в 1920 году.
Голода у нас никакого не было, хорошо жили! Хлеб свой, мясо свое, корова.
Было у нас в семье девять детей, я была вторая по старшинству, – Анна Петровна называет всех своих братьев и сестер по именам и годам рождения.
Мы переглядываемся с восхищением: вот это память у человека!
– Окончила я всего четыре класса. Папа меня в шутку спрашивает: «Учиться-то дальше пойдешь?»
– А я: «Не пойду!» В пятый класс надо было ездить учиться в Емецк.
– «Тогда работать надо!»
– «Ну, работать, так работать!» – говорю. И вот как-то идет председатель, и к моей маме: «Егоровна, надо бы человека с НКВД ездить, а у тебя ребят много!». Я и вызвалась. А НКВД – это были как теперешние инкассаторы. Ездили в военной форме и деньги по лесопунктам да магазинам собирали. Зимой на санях, летом на телеге. Вот я стала шофером-конюхом, конем управляла!
– А аресты в 30-е годы у вас были?
– К нам домой никто не приходил. А в войну был случай, мастер Андрей Дорофеевич на ферме ремонтировал кормушки и спел частушку: «При царе-то Николашке ели белы каравашки! А теперь то исполком – всю солому истолкем!» И за эту частушку его арестовали, отсидел пять лет.
Вернулся. Жил потом в доме престарелых, что был при монастыре.
– А у вас в деревне церковь была, помните? Ее при вас разрушили?
– Я сама-то как-то не запомнила, а вот люди рассказывали, кто крест спиливал – упал с крыши и разбился, второй – пошел окунуться в реку, а вода холодная в Сии, родниковая – сердце схватило, он так из реки и не вышел.
Был еще один, кто крест сжег, так его скрючило.
На стул его садят, а у него руки и ноги сводило. В церкви клуб сделали, после маслозавод там был.
– А у вас родители верующие были?
– И отец, и мать были верующими. Меня бабушка водила с четырех годов в нашу Ильинскую церковь.
Сперва к Вербному воскресенью, потом на Пасху. К причастью водила. Батюшка дал мне причастие и меня по головке погладил, это я запомнила. Мама дала мне небольшой молитвенничек, сказала: перепиши молитву и с собой носи, а как пойдешь, так и читай.
И вот эта молитва меня очень выручает: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази его…» Черный сахар – Молодежи в Сии столько раньше было! Кабы не эта война, у нас бы столько народу было! Уйма! Молодых-то много погибло.
Утерев слезы, Анна Петровна продолжает свой рассказ:
– А мы здесь на работы ездили. Я четыре раза ездила. Повестки были по полгода. В 41-м ремонтировала мосты в Емецком районе по Обозерскому тракту. Там такие болота, как море, сплошные. В 42-м – в Архангельске пароходы выгружали. В 43-м – на Турдеевской лесобазе.
В Архангельск на пароходах приходил и песок, и пшено, и продукты разные.
Все шло по госпиталям и на фронт. Мы мешки по сто килограммов таскали на спине из трюма в склад.
В глазах красно! Надо по трапу пройти, потом по пристани до склада метров пятнадцать.
Сначала была пайка 500 граммов хлеба, и днем разок в столовую сходишь.
Май, июнь, июль 42-го года было хорошо работать. А в августе стали бомбить Архангельск. Вот нам покою-то и не было! День отработаешь спокойно, а ночью сидишь, ждешь… Немецкие самолеты слышно было сразу – гул такой...
Сидим мы с девками, и тут радио говорит: «Дорогие архангелогородцы! Говорит наш любимый город Архангельск!..» У нас всех слезы… Объявляют тревогу.
Бежать, но куда? В бомбоубежище пускали только с детьми и пожилых. Зажигалки летят... Стали бегать к Северной Двине в овраг прятаться. Жили там, рядом, где сейчас мост стоит железнодорожный, на Быку. Это недалеко Ильинской церкви через дорогу.
А как-то склады сахарные разбомбили – дым черный стоит – горят! Пошли проверять. Сперва набрали сахара по кускам. У меня такая корзина плетеная с крышкой из дранки, так натаскали целую корзину.
А потом еще пошли, но милиция склад обступила и не дает собрать. Уж сгорело все, и то пожалели! А вот этот-то сахар нас спас и выручил. Пойдем на работу, наберем его в карманы и ходим, сосем. Было голодно. А сахар нас поддержал.
А в 43-м году работала на Турдеевской лесобазе – лес выкатывали. Как-то меня на погрузке ушибло бревном, упавшим с платформы. Так меня пристегнуло к земле, я ничего не помню.
Без чувств была три дня, думали, что помру...
В 44-м я вернулась в деревню – и сразу на ферму.
И пахали, и молотили, и косили – все женщины, мужиков не было.
Пашу, кошу и ребят сторожу! – Александр Дмитриевич Федотов в 1946 году мне сделал предложение.
Он еще до фронта за мной ударял. У нас родилось шестеро детей. Четверых я похоронила. Осталось двое, сын да дочь.
Муж прошел всю войну, дошел до Берлина. Он был шофером, на полуторке ездил. А я так и работала на ферме – пахала, косила, все делала. «Пашу, кошу, ребят ношу и сторожу!» – это про меня одна женщина сказала.
– Анна Петровна, а как вы сейчас живете-то одна? Помогает кто-нибудь?
– Приезжают дочь, сын да внуки с правнуками.
А так моя правая рука – Генриетта Васильевна, моя подруга и соседка, и водонос, и дровосек! Без нее бы я никуда
– Да я бы без вас пропала! Мы же соседи, помогать друг другу должны! – говорит Генриетта в ответ.
Она поселилась в Сии недавно, когда вышла на пенсию и решила вернуться из Архангельска на свою малую родину, отработав тридцать три года медицинской сестрой.
Евгений предлагает спеть любимую всеми Толокновыми песню «Позабыт-позаброшен». У Анны Петровны громкий, сильный голос. И слова она помнит от и до. После грустной песни вспоминаются любимые и повеселее.
– Анатолий Александрович, можете к нам сюда на 8 Марта приехать! – говорит, улыбаясь, Анна Петровна своему племяннику. – Все гулянка будет! Гармони возьмем! – У меня шесть гармоней дома. Одна сломана, другая поломана, – смеется тот, но соглашается на тетушкино предложение приехать.
– Вези хорошу гармонь! И мы все песни перепоем!
Подготовила Изабэлла ЗАСЕЦКАЯ.
Фото Евгения Толокнова.
"Правда Севера" от 19/02/2013
Прикрепленный файл:
|
|
|
| Опубликовано: 28.02.13 13:28 |
Рейтинг записи: 0
|
|
|
|
|
|
|
Заблокирован
Форумянин с 24.09.08
Сообщений: 968
Откуда: Емецк
|
Ветеран дорожного строительства Борис Бызов
20 лет из своего почти пятидесятилетнего трудового стажа Борис Андреевич Бызов отдал дорогам Холмогорского района. Работал трактористом-бульдозеристом в Емецком дорожном участке (ныне Емецкий участок Приморского филиала ООО «Автодороги»). Как говорит его супруга Анастасия Николаевна, работал без выходных и праздников, чем снискал, по словам сослуживца мастера дорожного участка Валентина Клюкина, уважение людей, авторитет добросовестного труженика и высококлассного специалиста. Главной своей заботой Борис Андреевич считает выполнение своего служебного долга.
Но до того, как стать квалифицированным специалистом, Борис Андреевич прошел хорошую жизненную школу. Он не только работал в сельскохозяйственной, лесной и судостроительной промышленности, но и прослужил в частях и подразделениях Красной, а потом и Советской Армий восемь лет, три из которых пришлись на боевые-огневые 1943-45 годы. Ему пришлось встретиться в боевой обстановке лицом к лицу с сильнейшими противниками: немцами, финнами, а потом и японцами. Был тяжело контужен, когда их тяжелый танк КВ подбили во время штурма позиций "Линии Маннергейма" под Выборгом.
Уроженец деревни Ныкола, Борис воспитывался в обычной для того времени многодетной крестьянской семье третьим ребенком. В 1940 году закончил Зачачьевскую школу и некоторое время работал в колхозе. Откуда был направлен на заготовку леса в Брин-Наволок. С лесной делянки в 1942 году и был призван в армию семнадцати с половиной лет. Службу начал в Горьковской области в запасном стрелковом полку, где начал осваивать воинскую специальность пулеметчика. На фронте шли тяжелые бои и не закончив полный курс обучения, Борис был направлен в танковое подразделение десантником. Несколько позже был назначен стрелком-радистом танкового экипажа. Участвовал в ряде боев, пока не был тяжело контужен под Выборгом во время атаки финских позиций. Снаряд противотанкового орудия пробил броню их "Клима Ворошилова".
Несколько месяцев излечения в госпиталях. В танкисты уже не попал, а был назначен артиллеристом-разведчиком. Брал Кенигсберг, а потом сражался с японцами, пройдя путь от Халкин-Гола до Порт-Артура. Здесь и закончилась для него Вторая Мировая в сентябре 1945 года. После окончания войны еще пять лет служил Родине в учебных и строевых частях Свердловской, Пермской и Кировской областях.
В звании сержанта в 1950 году вернулся в родную Ныколу. Приехал домой даже без чемодана в одном обмундировании и вскоре уехал в Молотовск (ныне Северодвинск) на заработки. На судостроительном предприятии некоторое время работал судосборщиком, строя эсминцы для Военно-Морского Флота.
В 1953 вынужден был вернуться домой, потому что мама тяжело заболела. В Ныколе работал на плавучем кране крановщиком, грузил камень на баржи. В то время плавучие краны еще были с паровыми двигателями. И только несколько позже появились первые дизеля. На плавкране проработал до середины шестидесятых, а в 1965 перешел в Емецкое ДРСУ трактористом-бульдозеристом. Начал работать на "сотке" - бульдозере С-100. Обычной работой в те годы была отсыпка трассы будущей дороги, а начиналась она с выкорчевки пней и выторфовки грунта. Мостов через крупные реки не было, и машины переправлялись на паромах, приводимых в действие руками самих водителей. Лишь немного позже стали применять для привода паромов бензиновые и дизельные двигатели. Экскаваторов не было, и погрузку в кузова автомашин вели со специальных деревянных эстакад. Подъезжала грузовая машина, а землю ей в кузов с эстакады спихивали бульдозером. Транспортных машин в дорожном предприятии было мало, потому на перевозках более всего работали командировочные из автокомбинатов Архангельска и Северодвинска вместе с машинами.
Водители на выходные уезжали домой, летом на пароходе, потому что доехать до Архангельска по берегу даже на гужевой повозке было невозможно. С щебнем было много проблем, ибо местных карьеров не было и его приходилось привозить из Няндомы, расходуя на это тонны бензина. Так начиналось строительство Вологодской дороги, так начинали строить и дорогу на Сельцо - бывший Ленинградский тракт. Одним из важных элементов дорожной инфраструктуры стало возведение моста через Емцу. К этому мосту Борис Андреевич на своем тракторе подтаскивал бетонные балки перекрытия. Мост казне обошелся в четыре миллиона рублей. По тому времени - деньги очень большие.
Борис Андреевич с супругой, с которой прожили более пятидесяти лет, воспитали троих детей. Дети сегодня воспитывают своих детей и потому у супругов Бызовых четверо внуков.
За смелость и отвагу в военные годы и за добросовестный труд после войны Борис Андреевич награжден двумя медалями "За Боевые Заслуги", "Медаль Жукова", "Орденом Отечественной войны второй степени", орденом "Знак Почета".
Борис Андреевич относится к категории тех людей, которые на своих плечах вынесли все трудности предвоенного, военное и послевоенного времени. Именно на таких беззаветных тружениках стояла и стоит Россия. Он является ветераном дорожного строительства и труда, золотым фондом Архангельской области.
Александр ГОЛЕНЕВ
«Холмогорская жизнь» от 16 марта 2012 г.
Фото автора
Прикрепленный файл:
|
|
|
| Опубликовано: 28.03.12 21:47 |
Рейтинг записи: 0
|
|
|
|
|
|
|